Она вгляделась в меня – это был серьезный вопрос, она тревожилась.

– Конечно. И с тобой тоже.

Она кивнула – кажется, сама себя уговаривала, – потом вдруг улыбнулась, будто вспомнила мою старую шутку, которая дошла до нее только сейчас. Подалась ко мне, поцеловала в щеку. И, словно вот-вот спадет заклятье, вылетела из такси, хлопнув дверцей, и взбежала на крыльцо, таща свою свинцовую сумку и обнимая целую кучу роз.

Отперла дверь, перешагнула порог. Но затем медленно обернулась, и ее волосы позолотила незримая лампа за спиной.

Улыбнулась в последний раз. Дверь затворилась, улица замерла.

– Ну вот и все, – прошептал я скорее себе, чем таксисту.

Откинулся на спинку сиденья, и когда мы отъезжали, меня омыл бледно-желтый свет.

115

Случайно повезло. Но вообще-то, вся жизнь такова.

Было это через несколько дней после нашей гулянки с Хоппером и Норой – меня только-только стало отпускать похмелье. Я открыл Септиму клетку, чтоб он слегка поразмял крылья. Рывком отодвинул кожаный диван от стены и обнаружил, что в щели застряли три черно-белые возвратные свечи, подарок Клео.

Я напрочь о них забыл. Видимо, завалились за диван, когда мой кабинет ограбили.

Свечи мы толком и не жгли – других дел было невпроворот. Но почему бы не закончить начатое? Я поставил свечи на блюдо и зажег все три. Спустя несколько часов, когда я сидел на диване со скотчем и «Уолл-стрит джорнал», они догорели – остался лишь ободок белого воска. Потухла первая, затем вторая – будто ждали, пока я обращу внимание: фитили на миг вспыхивали оранжевым, затем гасли. Третий огонек еще подержался, заметался, не желая сдаться, не желая умереть, но затем погас и он.

Тут я заметил, что звонит мобильный.

– Алло? – сказал я, даже не глянув на экран.

Я предвидел звонок бухгалтера, который уведомит меня, что мои сбережения на исходе и пора либо проситься на должность преподавателя, либо подумать о новом расследовании – на сей раз таком, чтоб мне за него заплатили.

– Скотт? Это Синтия.

Меня скрутил страх.

– Сэм здорова?

– Да. Она прекрасно. Ну, то есть нет, неправда. – Она глубоко вздохнула. – Тебе сейчас удобно говорить?

– Что случилось?

Синтия, похоже, была расстроена.

– Прости. Что не перезванивала. Я думала, так будет правильнее. Но она безутешна. Скотт то, Скотт се. Плачет. Это невыносимо. – Синтия и сама готова была разрыдаться. – Тебе удобно побыть с нею в субботу?

– В субботу удобно.

Она хлюпнула носом.

– Может, она на ночь останется.

– Это будет прекрасно.

– Хорошо. Ты как, кстати?

– Теперь я шикарно. Как у тебя?

– Хорошо. – Она тихонько рассмеялась. – Так что, в субботу? Джинни вернулась. Вылечила свой мононуклеоз.

– В субботу.

И мы дали отбой. А я глаз не мог отвести от этих свечей.

Они вели себя весьма невинно – тремя длинными дымными нитями вышивали по воздуху.

116

Остро сознавая, что произошло чудо, в субботу я на пороге встретил Сэм с Джинни в поводу.

Зимний день выдался ясный, упругий и ясноглазый, как подросток, – синее небо, ослепительное солнце, двухдневный снежок скрипел под ногами, как глазурь на торте. У меня отказали тормоза: оладьи с лимоном и рикоттой в «Сарабетс»; экскурсия по «ФАО Шварц», где Сэм немало заворожил африканский слон из коллекции «Сафари», в натуральную величину и за тысячу двести долларов («шкура тщательно вырезана опытными мастерами вручную», как гласила этикетка), но слона Джинни на правах няни тотчас запретила. Джинни мы потеряли после мороженого в «Плазе»; на сахарном отходняке она предпочла отказаться от блистательной кульминации дня – катка «Уоллмен-ринк» в Центральном парке – и уговорилась дождаться нас у меня дома.

– Пожалуйста, осторожнее, – сказала Джинни, смерила меня суровым проницательным взглядом и рухнула в такси.

Но дела шли гладко, за исключением одной шероховатости: левая нога Сэм почему-то не влезала в ботинок. Ей, кажется, терло где-то в районе щиколотки, Сэм морщилась, и тогда я сдернул конек и разогнул ботинок пошире, фальшиво напрягаясь, точно претендент на Мистера Вселенную в финале, отчего Сэм немало похихикала, а потом мы вышли на лед, отец и дочь, рука в руке. На катке было не продохнуть от туристов – исконным ньюйоркцам такое легкомыслие не дается, – и когда нас проглотила толпа, мы словно окунулись в море радости. Повсюду – разноцветные куртки, и смех, и шипящие «вушшш», а над головой вздымались Южная Центрального парка и Пятая авеню.

По пути назад, по мощеному тротуару Пятой, случилось хорошее: Сэм сообщила имя своей лучшей подруги – Дельфин. В свои шесть девчонка была шикарней некуда и родилась в Париже.

– Дельфин приезжает в школу на лимузине, – отметила Сэм.

– Вот и молодец. А ты как в школу приезжаешь?

– Меня мама пешком приводит.

Слава богу, Брюс своим «бентли» не щеголяет. Я мысленно поставил зарубку: надо бы последить за старушкой Дельфин. Оглянуться не успеем, а она уже будет лазить из окон спальни.

Сэм хотела показать мне новые щитки, и футбольные бутсы, и недавно выучила разницу между Фаренгейтом и Цельсием. Еще ей ужасно нравилась новая учительница физкультуры, девушка по имени Люси, которая была счастливо замужем за преподавателем геонауки мистером Лукасом. Обо всем этом Сэм высказывалась тихо и категорично, все разъясняла начальственно, а я играл веселого, но невежественного подчиненного. Еще она помянула немало нормальных имен – Клара; собака (или очень невезучий мальчик) по имени Маэстро; мистер Фрэнк; какой-то «Круг небылиц», – будто я прекрасно знаю, кто и что все это такое. И это меня тронуло: значит, Сэм кажется, будто я ежеминутно рядом, будто я всегда вижу то же, что она.

Поздоровавшись с двумя встречными таксами, Сэм объявила, что готова ехать домой. Я спросил, понравилось ли ей сегодня. Она кивнула.

– И еще – слышишь, зайка?

Она уже зевала.

– Помнишь игрушку, которую мама нашла у тебя в пальто?

Вопрос ее, видимо, заинтриговал, и она уставилась на меня.

– Такая, э-э, черная змея, – уточнил я как можно небрежнее.

– Дракон, из-за которого мама сердилась? – спросила Сэм.

– Да, дракон, из-за которого сердилась мама. Откуда он у тебя взялся?

– От Сандры.

Я изо всех сил постарался изобразить невозмутимость.

– А где ты познакомилась с Сандрой?

– С Джинни, на площадке.

С Джинни, на площадке.

– Это когда было?