10 мая германские войска перешли границы сразу четырех европейских государств: Бельгии, Голландии, Люксембурга и Франции. Была известна дата нападения, но французы ничего не делали. Престарелый маршал Гамелен говорил: лучше подождать развития событий.

Французское командование изучало старые карты. В Первую мировую немцы двинулись от Бельгии прямо к Парижу. Граница с Бельгией по-прежнему оставалась открытой, зато дальше шла неприступная Мажино. Границу с Люксембургом надежно прикрывали Арденны, древние горы, заросшие густыми лесами. Единственным уязвимым местом Гамелен считал бельгийскую границу. Основные силы французов и британского экспедиционного корпуса сосредоточились там.

Немцы разработали блестящую операцию. Пока союзники более или менее успешно отбивали их отвлекающие удары в Бельгии, пятьдесят танковых дивизий вермахта спокойно двинулись через Арденны, в обход Мажино.

Колонны немецких танков растянулись на сотни километров и могли бы стать отличной мишенью для бомбардировок, но ВВС союзников поддерживали свои войска в Бельгии.

Гамелен продолжал считать Арденны непроходимыми даже тогда, когда немецкие дивизии уже прошли через них. Любую информацию об этом французский главнокомандующий воспринимал как предательство и арестовал несколько десятков штабных офицеров.

Войска союзников попали в клещи. Бомбардировщики люфтваффе в первые сутки уничтожили почти все французские аэродромы. Мечта о реванше за ноябрь восемнадцатого была для Германии национальным помешательством. Немцы ждали этого двадцать два года, наконец дорвались, оголтело неслись вперед по испуганной, униженной Франции. Отряды десантников-диверсантов мгновенно захватывали мосты, на месте разрушенных наводили новые, из подручных средств. Пехота без передышки преодолевала десятки километров в день.

Бельгийский уран вывезти не успели. Брюссель пал слишком быстро. Началась паника, какой-то чиновник вовремя не подписал бумагу, не удалось раздобыть транспорт. Теперь ангары обогатительной бельгийской компании «Юнион Майнер» охраняли СС.

Возле здания Коллеж де Франс эсэсовцев пока не было, но с транспортом тоже возникли проблемы. Двадцать стокилограммовых канистр с тяжелой водой планировали вывезти на пяти армейских грузовиках в Кале и оттуда на военном судне переправить в Британию. Но дороги уже забились толпами беженцев.

Алье пытался выбить в министерстве вооружений два-три бомбардировщика, чтобы погрузить в них канистры. Но французских бомбардировщиков почти не осталось, британские бомбили немцев.

В лаборатории Кюри находился самый мощный в мире циклотрон, недавно доставленный туда из США. Его предстояло демонтировать. Это заняло бы неделю. Вместе с тяжелой водой и циклотроном надо было вывезти в Британию французских ученых, сотрудников лаборатории Кюри с семьями.

Немцы приближались к Парижу. Росли толпы беженцев. В окрестностях Киля шли бои. Алье был на грани нервного истощения. Ося предложил не ждать, когда демонтируют циклотрон, погрузить канистры в грузовики и ночью отвезти в Гавр. Там пока спокойно. Оттуда уходили в Британию пассажирские суда с беженцами.

Алье взорвался. Циклотрон оставлять нельзя! Переправлять секретный стратегический груз на пассажирском судне – преступление!

А тут еще Жолио Кюри заявил, что никуда не едет.

Приказ министерства об эвакуации ученых касался в первую очередь Жолио. Его жена Ирен была с детьми в санатории в Швейцарии. По мнению министерства и лейтенанта Алье, в Париже профессора Жолио ничего не держало, если только он не собирался сотрудничать с немцами. В ответ профессор взметнул руку. Ося испугался, что сейчас он вмажет Алье по физиономии, и быстро встал между ними. Но обошлось. Они продолжали лупить друг друга только словами. Маленький пухлый Алье требовал подчиниться приказу командования, нехватку аргументов восполнял выразительной мимикой. Подвижное круглое лицо то наливалось краской, то бледнело. Высокий худой Кюри отвечал, что никакого командования больше не существует, он уйдет в подполье и будет защищать Францию, поскольку тупые трусливые предатели гомелены и петены ни на что не способны.

Пока шла погрузка, лейтенант и профессор продолжали ругаться. Ося так и не дождался конца перепалки. Вскочил в «Ситроен» и покатил следом за грузовиками.

До Гавра по ночным дорогам доехали довольно быстро. В порту Ося проследил за погрузкой канистр в трюм британского пассажирского судна «Блумбарг».

Между тем немцы заняли Кале. Французы вылезли из подземных лабиринтов Мажино, чтобы встретить с тыла немецкие танки. Фронт перевернулся. Дивизии Гудериана наступали в обратном направлении, от Ла-Манша, с запада на восток, и почти достигли германской границы в районе Страсбурга. Гамелену пришлось уйти в в отставку. Главнокомандующим стал генерал Вейган, ему было семьдесят три.

По дорогам Франции тянулись потоки беженцев. Одни двигались в глубь материка, к швейцарской границе, хотя знали, что Швейцария не принимает эмигрантов. Другие двигались к побережью, к портовым городам. Было очевидно, что пассажирские суда не сумеют переправить в Британию такую массу людей. Но беженцы шли со спокойным безнадежным упорством. Казалось, если не попадут на борт, готовы будут кинуться в море, как дельфины выбрасываются на сушу, когда вода отравлена.

Шли женщины, старики, дети, везли свой скарб на телегах, в детских колясках, на каких-то допотопных тачках. Автомобили пытались объехать толпу, отчаянно сигналили. Армейские колонны союзников свистели в свистки, орали в рупоры, иногда палили в воздух. Беженцы отступали к обочинам, пропускали колонны, молча провожая их взглядами, и шли дальше.

Ося выехал из Гавра назад в Париж сразу после отправки тяжелой воды, но понял, что засыпает за рулем. Он выбрал укромное место неподалеку от порта, припарковал машину под старыми каштанами, перебрался на заднее сиденье, положил под голову куртку, свернулся калачиком, проспал как убитый до семи утра. Проснувшись, позавтракал двумя галетами, запил их остатками кофе из термоса и тронулся в путь.

«Ситроен», виляя по узким проселочным дорогам, к полудню героически преодолел километров тридцать и застрял в кювете неподалеку от городка Павийи.

Ося вылез из машины, достал камеру и сразу поймал в объектив древнюю старуху в синем платье. Она ковыляла, опираясь на телегу, мелко трясла растрепанной седой головой. Вместо лошади телегу волокли два мальчика в коротких штанах, лет десяти и четырнадцати. Лица в серых разводах пыли и пота напоминали камуфляжный окрас. На телеге, между узлом, корзинкой и чемоданом, покачивалась детская кроватка с решетками. Внутри сидел годовалый младенец. Он вцепился ручонками в решетку. В кадр попало сморщенное личико, широко открытый рот. Ося понял, что ребенок плачет, но звука не уловил. В небе нарастал гул. Через мгновение включилась сатанинская сирена. Толпа рассыпалась. Бросая скарб, люди кинулись в разные стороны. Старуха упала, прямо на нее рухнул толстяк в рабочем комбинезоне. Ни выстрелов, ни криков не было слышно. Люди беззвучно метались и валились в пыль.

Ося убрал «Аймо» в сумку и увидел, как мальчики, тащившие телегу, бросили оглобли. Младший взметнул руки и упал, старший в панике помчался прочь. Кроватка накренилась.