Впрочем, мирные передышки случались редко и были обманчивыми. Когда воины Травина и Курбского пробивались через таежную глухомань, снова напомнил о себе Новгород. Минуло лишь два года, как ликвидировали один заговор, а там уже возник другой. Фигурировали те же лица, которые и раньше выступали против великого князя, но были прощены. Их вычислили, взяли бывшего посадника Василия Казимира, его брата Короба, бояр Луку Федорова и Михаила Берденева. Не сумели оценить доверие – ну что ж, отправили по темницам.

Новгороду Иван Васильевич отводил в своей державе важнейшую роль. Прежде город торговал и богател сам по себе, отныне ему предстояло стать торговыми воротами всей Руси. А ворота требовалось как следует защищать. Стены и башни новгородского кремля пострадали от пожаров, от московских пушек. Великий князь решил возводить новую неприступную крепость. Особую заботу Иван III проявил о подборе архиепископа взамен арестованного Феофила. Новому владыке предстояло быть уже не духовным правителем республики, а представителем Русской церкви в Новгороде, обеспечивать срастание с Москвой. Феофил долго упорствовал, не отрекался от сана. Наконец, сдался, подписал требуемые документы – в обмен его выпустили на свободное жительство в Чудовом монастыре.

Традицию выборов его преемника соблюли, но жеребьевку провели не в новгородском храме Св. Софии, а в Москве, в Успенском соборе. Жребий выпал старцу Троице-Сергиева монастыря Сергию. Но и эти перемены всколыхнули новгородскую верхушку. Бояре принялись распускать слухи – великий князь намерен построить собственный замок, чтобы «поработить» город, срывали подготовительные работы. А владыке Сергию устроили бойкот – впервые избран не в Новгороде и сам не новгородец! Развернули настоящую травлю. Прихожане не ходили на его службы, игумены, священники и слуги не выполняли его распоряжений. Сергия довели до психического расстройства, а может, что-то подсыпали. Он временно лишился речи, бродил по улицам в одной рясе, без мантии, сидел на паперти храмов.

Между тем, делегаты смутьянов поехали по накатанной дорожке, в Литву. Предупреждали короля: вырастет мощная крепость, в ней разместится гарнизон – ох как нелегко будет Казимиру отобрать город. Может быть, поторопится? Но пока одни «золотые пояса» крамольничали, их товарищи соображали, что выгоднее выслужиться, слали доносы в Москву. Шутить с огнем Иван Васильевич не стал, очередной заговор раздавил в зародыше. Арестовали около тридцати бояр и житьих людей (богатых граждан). Привезли в Москву, провели следствие. Государь приговорил их к повешению, но перед казнью помиловал, ограничился тюремным заключением.

В 1484 г. началось строительство новгородского кремля. Кстати, вопреки слухам, он вообще не имел внутренней цитадели для начальства. Кремль предназначался для всего населения, а не для того, чтобы отсиживаться от восставших горожан. Больного владыку Сергия вернули в Троице-Сергиев монастырь. На его место был назначен архимандрит Чудова монастыря Геннадий (Гонзов) – безусловно верный государю, строгий, способный навести порядок в своем ведомстве. Но новгородские смуты встали Ивану Васильевичу поперек горла. Сколько можно было терпеть их? Те, кто сегодня подлизывался к великому князю, завтра предавали. Сажали лидеров – находились следующие. С каждым из них были связаны слуги, и горючая среда не рассасывалась, ждала искры, возможности побузить.

Государь наметил широкие меры по оздоровлению обстановки. Когда-то он давал обещание не выводить новгородцев из их земли, но они раз за разом нарушали присягу. Ну а коли так, то и великий князь передумал. Распорядился переселить тысячу семей бояр, детей боярских, купцов. Их направляли во Владимир, Юрьев, Муром, Кострому, Ростов, Переславль, Нижний Новгород. Предоставили заниматься привычными промыслами – торговлей, ремеслами. Предоставили осознавать, что страна у нас одна.

С боярами и детьми боярскими поступали так же, как в Ярославском и Ростовском княжествах. Они получали деревни в других местах, даже с более плодородными землями. Но получали не в вотчины, а в качестве поместий. За пользование ими владелец был обязан нести службу. Однако Иван III отказался от механических перетасовок – переселить новгородских военных под Москву, а московских под Новгород. Он задумал умножить количество детей боярских. Приказал распустить дворы крупных столичных бояр. В основном, их дружинники были подневольными людьми, военными холопами. Теперь они освобождались, переходили на службу к государю, превращались в помещиков.

Но и не все вотчины, отобранные у новгородских феодалов и церковников, предназначались в раздачу. Значительную долю Иван Васильевич выделил в категорию «государевых оброчных земель». Крестьяне таких волостей были свободными, платили подати уже не хозяину, а в казну. Для управления ими определяли волостелей и тиунов, они подчинялись наместникам великого князя. Аналогичную реформу Иван III затеял в Пскове. Здешние смерды (крестьяне) сдавали оброк и исполняли повинности в пользу города, сейчас из Москвы прислали новые «смердьи грамоты». Работы и платежи для города резко сокращались, перераспределялись на государственные нужды.

Не обошлось без конфликтов. Московских бояр болезненно задело решение о роспуске дворов. Пытались протестовать, качать права. Недовольных возглавили братья Иван и Василий Тучко Морозовы. Они были первыми лицами в Боярской думе, занимали высшие посты дворецкого и конюшего. Но великий князь сломил оппозицию, братьям пришлось посидеть в тюрьме, пока не одумаются. А псковичи встретили наместника Ярослава Оболенского, привезшего «смердьи грамоты», бурей возмущения. Спорили, слали посольства к великому князю. Раньше-то для починки укреплений, ремонта улиц, привлекали крестьян, собирали с них денежки, отныне эти труды и расходы ложились на самих горожан. На уступки Иван III не согласился, Псков был вынужден принять новые правила. Зато крестьяне считали реформы справедливыми. Почему они отдувались за всех? Славили государя, бравшего их под свою опеку. А крестьян на Руси было подавляющее большинство.

Самодержавие сплавляло воедино разные русские земли. Но посреди обширного государства сохранялось еще одно независимое великое княжество, Тверское. Когда-то и впрямь великое, соперник Москвы. Но они пошли по разным путям. Москва переросла в иное качество, а Тверь так и осталась осколком феодальных времен. Борис Тверской еще кое-как умел играть на московских усобицах, держаться на равных с московским государем – хотя бы номинально. Его наследник Михаил вырос пустым и легкомысленным. В возрасте 25 лет он так и не приучился править самостоятельно, его решениями руководила мать, Настасья Шуйская. А сын предпочитал покутить со скоморохами. Подвыпив, брал дудку и вместе с музыкантами наяривал задорные мелодии.

Хотя и мать мудростью не отличалась. Сына не одергивала, веселится, ну и пусть себе. Женила его на Софье, дочери киевского князя Семена Олельковича и племяннице Михаила Олельковича. Сочла это выгодным. Литовские родственники возглавляли оппозицию королю, нацеливались на престол. Но ожидания не оправдались, Киев они потеряли, один умер, второго казнили. А семейная жизнь Михаила не сложилась. Детей не было. То ли Софья была бесплодной, то ли сказывался разгульный образ жизни мужа. Во всяком случае, этот образ жизни никак не способствовал любви.