глубокого и тонкого знатока этого мира (средневековой Англии. — Н. Я.), более надежного руководителя для тех, кто стремится его познать, чем Уильям Шекспир». Но это уже в порядке полемики с Д. Леонардом.

При генеральной оценке «Бэрра» нельзя упускать из виду функциональную роль исторического романа вообще. Жанр этот тесно связан с открытым еще древними дидактическим значением истории. Верно подмечено, что полночь — лучший час для вылета музы истории, которая, как сова Минервы, пускается в путь с двенадцатым ударом часов. Придворные историки далекого прошлого знали, когда наступит этот «звездный час», и оттачивали к нему свои гусиные перья. Чем хуже шли дела в настоящем, тем неудержимее становился порыв почерпнуть оптимизм на будущее в прошлом. Под неистовыми перьями оно идеализировалось и преображалось, укрепляя уверенность тех, кто заказывал или ждал исторических сочинении, в том, что они наследники надежного дела.

Лакировка прошлого, впрочем, путь очень прямолинейный и не всегда эффективный. Иной раз куда сильнее действует пессимистический взгляд на историю. Видал напомнил стране, только что пережившей Уотергейт и многое другое, о ее прошлом. Мрачно и ядовито изобразил социальные язвы, безобразившие лицо юных Соединенных Штатов. Не удивляйтесь, драгоценные соотечественники, и не впадайте в отчаяние, то, что вы видите, неизбежные издержки нашего строя. Они были всегда, они есть и будут. И сегодня США не лучше, чем были вчера. Таково в самом кратком изложении послание писателя своей родине.

* * *

Видал родился в 1925 году в семье преподавателя военной академии Вест-Пойнт. В детские и юношеские годы на него, вероятно, оказал наибольшее влияние дед по линии матери. Ослепнув в 11 лет, дед тем не менее преуспел на поприще политики, стал сенатором от штата Оклахома. Будущий писатель провел многие годы в его доме, читая слепцу протоколы конгресса, газеты, политическую литературу, а в Вашингтоне нередко служил поводырем. Юношей Видал сменил свое имя Юджин на Гор — фамилию деда, и с тех пор известен как Гор Видал.

В годы войны Видал служит на флоте, на унылом транспортном судне, бороздившем тихоокеанские воды у Алеутских островов. Там, на борту, он написал свой первый роман, «Виллпво», тепло встреченный критикой. Роман признали одним из значительных произведений о войне.

Видал пробует перо в новой области — работает для телевидения. Успешно сотрудничает в Голливуде, пишет сценарии и, наконец, пьесы. К романам он вернется позднее.

На рубеже пятидесятых и шестидесятых годов — резкий зигзаг в жизни процветающего писателя: его внезапно охватила политическая эйфория, оставившая после себя немало жертв. Родившийся на подступах и во время президентских выборов «стиль» Кеннеди, он, подобно иным скорым на заключения интеллектуалам, принял за рассвет, если угодно, «интеллигентности» в американской политической жизни. Писателю предстояло понять, и довольно скоро, что то был ложный рассвет, но в те годы он с головой окунулся в политику при самых, как ему казалось, благоприятных предзнаменованиях. Он был состоятелен, молод, не забыл и без устали напоминал другим о маститом деде-сенаторе, поддерживал дружеские отношения с Элеонорой Рузвельт, наконец, доводился сводным братом Жаклин Кеннеди — все это в совокупности не делало его чужим при дворе Джона Фицджеральда Кеннеди. Вдохновляло и то, что пьеса «Самый достойный» о закулисной борьбе во время выборов, с шумным успехом шла на Бродвее в 1960 году. Ей была суждена долгая сценическая жизнь — 520 представлений, экранизация.

Видал, видимо, уверовал, что нащупал нерв американской политической жизни, а посему в динамической и даже агрессивной манере провел кампанию по выборам в палату представителей конгресса США от 29-го округа штата Нью-Йорк. Он мобилизовал все — от платформы демократической партии до личного участия в кампании именитых интеллектуалов и… проиграл. Правда, статистика утешала: никогда с выборов 1910 года в этом округе, цитадели республиканцев, не отдавали столько голосов демократу, да и сам кандидат в президенты Д. Кеннеди собрал в нем меньше голосов, чем Видал, претендовавший на место в палате представителей.

Хотя он и не попал в конгресс, но, на правах родственника, был принят в Белом доме. Вблизи оказалось возможным измерить громадную дистанцию, отделяющую первосвященников политики от простых смертных типа Видала. Для равенства, пусть очень приблизительного, к человеку должен прилагаться пост. У Видала его не было, писательская слава не в счет. Это глубоко травмировало литератора, и шрамы легли не только на самолюбие, они легко различимы, стоит прочитать любые страницы книг Видала, касающиеся американских политических нравов. Оскомина от американской политики отныне неотъемлемая черта его творческого почерка.

Клану Кеннеди он быстро и эффективно отомстил доступным оружием — пером. Его эссе «Святое семейство» прозвучало очень громко и вызвало профессиональный интерес историков, занимающихся Соединенными Штатами. С тех пор много воды утекло под мостами Тибра в Риме, где с 1963 года живет подавляющую часть времени американский писатель Гор Видал. Были убиты Джон и Роберт Кеннеди, но Видал не меняет своих оценок.

Безуспешная попытка проникнуть в Капитолий, неудачный опыт приобщения к американской политике подарили миру проницательного писателя с обостренным интересом именно к политической жизни США. Во всяком случае, избавили от эвентуальной опасности, которую он хотел навлечь на себя. Видал любит без тени юмора повторять: «Единственное, чего я действительно хотел в жизни, — стать президентом США». Не попав в профессиональные политики, он занялся исследованием интересующего феномена — функционирования политического механизма США — со стороны.

Результаты разысканий Видала, по словам журнала «Тайм», поместившего 1 марта 1976 года обзорную статью о его творчестве, малоутешительны: «Его политические эссе (как эссеист Видал, с его отточенным, изящным стилем и тонкостью суждений, видимо, ныне не знает себе равных в американской литературе. — Н. Я.) не написаны, а вытравлены кислотой. Он постоянно поносит, хотя и непоследовательно, американских избирателей за то, что они слишком глупы, чтобы избрать должных лидеров, а капиталистическую олигархию — за систематический обман простого люда…» Тем не менее он все еще надеется вопреки самой надежде, лично присутствует на предвыборных съездах демократической партии: «Как может писатель отказаться от фантазии: съезд безнадежно зашел в тупик, внезапное пробуждение делегатов, восстание здравого смысла, приглушенные голоса переходят в рев. В свете юпитеров из леса микрофонов наконец выступает Самый достойный». Это, однако, мираж в иссушенной политической пустыне. Как заметил Видал о выборах 1976 года: «Безразлично, кого выберут. Не работает сама система. Наши выборы — дорогостоящий спектакль для прославления владельцев страны».

Но как все это случилось? Может быть, нынешние порядки были изначально запрограммированы в политической модели, по которой создавались и существуют США? Вероятно, по мере творческого возмужания Видал стал задаваться этими вопросами и