старина Иероним сам опустил всё человечество в бездну его же пороков и вывел их обратно зрителю в столь причудливо извращённой форме, когда грехи так запредельно смешны, что ты ими просто брезгуешь.

Если бы художники того времени были яжмагами, мир мог бы стать куда чище. Но, увы, они были творцами, химиками, психологами, крайне мало интересуясь практической стороной изобразительной магии. А зря, ой как зря…

Ибо она очень сильная! Вспомните хоть моего друга Фиму Синего из Тосно, он учился на художника-анималиста и по сей день способен заставить служить собственным интересам и хотелкам практически любую скульптуру животного, насекомого или птицы во всём Питере. Да что говорить, было дело, как он нам коня из-под самого Петра Первого подогнал! Кто ещё на такое способен? Ну не я, точно!

Мне удалось о-о-очень осторожно вылезти из-под нежной ручки Нонны, не разбудив её. Мы с Фамильяром перешли на кухню, поставили чайник, вдвоём с ним посчитали приблизительные расходы на ремонт, переклейку обоев, электрику, туда-сюда, плюс новую мебель, после чего оба ахнули от образовавшейся шестизначной цифры. Чоткий Сотона, вот с кого мне теперь требовать компенсации?

С Хранителей, с тёмной стороны, с Европейского суда по правам человека?! Да клали они на нас все трое, вместе и поочерёдно! Нет, я не самый бедный парень, порой мои заработки в неделю больше, чем у шахтёра в месяц, но всё равно это же несправедливо, я же не виноват, что они все… Мрак, короче, беспросветный.

— А как наши российские пенсионеры выкручиваются при таких-то ценах? — не хуже Соловьёва или Стриженовой простонал я, но безмолвные небеса были традиционно глухи к стенаниям земных людишек.

Хотя да, если у подавляющего большинства россиян ремонт в квартире происходит или по их желанию, или в связи с чем-то чрезвычайным вроде пожара, наводнения, разбившегося ртутного градусника или ещё какой-нибудь невразумительной хрени, то у нас такого, как правило, не бывает. Мы — яжмаги Питера, у нас всё иначе.

В моём скромном жилище по плану не происходит ничего, да и не должно происходить, но «невразумительная хрень», кажется, таки прописалась по этому адресу. У меня вечно что-то горит, взрывается, дымит, варится, разливается, вспыхивает, искрит, бумкает, шипит, трясётся и воняет так, что хоть всех святых выноси! Но, пока к нам несутся машины аварийно-спасательных служб, бдительный Фамильяр до прихода полиции, пожарных и медиков успевает в секунды навести идеальный порядок! Насколько оно возможно.

Да, нас иногда штрафуют за нарушение общественного порядка, но не выселяли же ещё ни разу. Вот соседи, эти да, с разных сторон съезжали уже семь или даже восемь раз.

И я их понимаю. Не всякая психика выдержит долгое соседство с яжмагом. Именно поэтому наша братия старается жить не общинами, а в одиночку. Поверьте, две ведьмы на одной кухне — это полный звездец всему кварталу! А если они ещё и молодые, весёлые, пьяненькие недоучки, то оу-уй…

— Доброе утро. — К нам на кухню сунула носик любопытная Нонна.

— Недоброе, — простонали ей в ответ со стороны моей спальни. — Калган раскалывается, во рту словно овцы нагадили. Эй, кто-нибу-удь? Дайте мне яду… литр…

Фамильяр, не дожидаясь моей команды, метнулся к холодильнику, достал запотевшую бутылочку «Степана Разина» и, свинтив зубами пробку, торжественным шагом, оттягивая носок, промаршировал спасать Белую Невесточку.

— Он знает, что делать, не волнуйтесь. Будете кофе?

— А можно я сама вам его сварю?

— Это искушение или шантаж? — на минуточку, вскинув бровь, задумался я. — А-а, не важно, варите, я согласен на всё!

Пока правнучка архангела колдовала у плиты с медной туркой и перемолотыми кофейными зёрнами, мне удалось краем глаза приметить занимательнейшую картину. Геленджик, слегка прикрытая лишь тонкой простынкой, лежит на спине, руки-ноги вольно разбросаны в стороны, на её упругой груди сладострастно сидит здоровенный чёрный кот и льёт ей в распахнутые губки струю тягучего янтарного пива! Она не успевает глотать, пиво течёт ей по щекам, льётся на шею, пенится на груди, на простыне и в целом…

— Там что-то интересное? — обернулась Нонна.

— Нет, нет, тьфу, порнофильм какой-то, — вовремя опомнился я.

— В каком смысле?!

— Не в этом! — Я вскочил, загораживая спиной дверной проём. — Мне показалось… что… ну а вы можете сначала поставить турку обратно на плиту?

После того как она это сделала, мне уже ничего не мешало обнять грозно сдвинувшую бровки девушку, гася её праведное напряжение жарким поцелуем. Настолько долгим, что Фамильяр и переодевшаяся Белая Невесточка неспешно вошли на кухню и даже присели за стол.

— Я рада, что хоть ты кого-то себе… — Впрочем, черкешенка тоже успела включить мозг. — Я рада, что ты наконец-то нашёл ту девушку о которой всегда мечтал! Но, может, вы уединитесь в спальне, пока мы с твоим демоном выпьем кофе, пиво, виски или что у вас там есть?

— Мы ещё не женаты, — с непередаваемой печалью, горечью, страданием, болью и вселенской мукой в голосе ответила наша блондинка. — А Господь наш Вседержитель не одобряет плотской любви без подтверждения небесного. Да, вот это вам.

Горянка приняла из её рук посеребрённый кулон на тонкой цепочке.

— Поэтому все браки заключаются на небесах, но документально фиксируются местными питерскими ЗАГСами, — прокашлявшись для привлечения внимания, напомнил я, тем не менее не выпуская Нонну из объятий. — Друзья мои, раз уж мы сегодня собрались за завтраком, позвольте мне сделать одно важное заявление.

Все вежливо притихли.

— Если до конца недели меня не казнят, я буду иметь честь просить руки нашей общей знакомой Нонны Бернер.

Фамильяр схватился за сердце, в полный рост рухнув в обморок, Белая Невесточка едва не захлебнулась горячим кофе, прыснув в диком хохоте, и только голубоглазая правнучка архангела Метатрона уставилась на меня совершенно детским, непонимающим взглядом.

Не спрашивайте меня, зачем лично мне всё это было нужно? Я не отвечу или совру. Мне самому ни на грош не понятно, как вдруг именно эти слова вдруг сорвались с моего в общем-то весьма сдержанного языка. Минуту назад я ни за что бы и не предположил, что скажу такое!

Но самое удивительное, что мне не было ни стыдно, ни досадно, нет. Моя душа не впала в привычные метания, наоборот, я вдруг ощутил снисхождение невероятной неги, какого-то удивительного, неземного спокойствия, когда ты знаешь, что принял единственно правильное решение, и пусть даже потом тебя расстреляют, как Николая Гумилёва, но ты успел сказать главное.

Он ведь тогда поправил своих палачей: «Здесь нет поэта Гумилёва, есть офицер Гумилёв!» После чего грянул