Поразительным было то, что, роняя свинцовые, убийственные, как пули в упор, слова, Сталин, кажется, улыбался в усы и вообще выглядел почти довольным.

– Что же вы стоите, товарищ генерал, – продолжил Вождь, – присядьте. Разговор у нас будет долгим. Смотрите, как за вас принялись. – Он хлопнул короткопалой ладонью по стопке бумаг. – Знаете, что это? Заявления и жалобы на командующего Западным фронтом. Не тем он занимается, готовится обороняться, а не наступать, силы рассеивает, моральный дух подрывает. А тут ещё транспортник этот гитлеровский. Что должен показать его перелёт? Что вверенные товарищу Маркову войска небоеспособны. Как на всё это вместе обязан отреагировать товарищ Сталин? Если он поверит доносителям, он прикажет генерала Маркова расстрелять. Правильно я говорю?

Сергей молчал. А что тут скажешь? Что выполнял распоряжение Верховного?

– Нам известно, что командующий Западным фронтом за короткое время успел немало сделать для организации эффективной обороны. А коли так, как понимать все эти документы? Как веское доказательство хорошей работы генерала Маркова. Настолько успешной, что определённые люди сочли необходимым его скомпрометировать и убрать – руками товарища Сталина. Они решили, будто товарищ Сталин глупее их, и они сумеют им управлять. Они ошибаются.

Что это за «определённые люди», которых упомянул Хозяин, Сергей Петрович не понял. Но завидовать им не приходилось. Торжествующая улыбка не скрывала крайней ненависти, с какой говорил об этих анонимных врагах Вождь.

Докладывать о предстоящей встрече с Пикенброком, правой рукой начальника абвера, сейчас было самоубийством. Никто не мог предсказать, как отреагирует Иосиф Виссарионович даже на самую невинную реплику. А тут… Но и промолчать сейчас нельзя. Если Вождь решит, будто Марков скрывает контакт с агентом противника, это не просто гибель, это хуже. Навсегда останешься Иудой. Когда арестовали в первый раз, Сергей был в бешенстве и тоске от несправедливости ложного обвинения. Но что бы ни происходило, чести и достоинства он не потерял. В камере между допросами повторял фразу из случайно увиденного в Ялте спектакля «Антоний и Клеопатра» по мотивам трагедии Шекспира: «Здесь с нами могут низко поступить – унизить нас не смогут». Никогда не любил выспренной и возвышенной манеры выражаться, простой, даже грубый язык казался более естественным и близким к реальности. Но вот запала реплика в память и сидела там, как точка опоры в самых тяжёлых ситуациях.

И Марков решился. Так в молодости он бросался в сабельную рубку.

– Товарищ Сталин, я обязан вам сообщить… – и рассказал всё о предложении начальника контрразведки и своём предварительном согласии на встречу с немцем.

Долгие минуты ему пришлось выдерживать тяжёлый, остановившийся взгляд Хозяина. Наконец Сталин тяжело вздохнул:

– Вы что, сговорились все, – непонятно произнёс он. – Зачем вам этот Пикенброк?

– Если он просит о встрече, либо намеревается протолкнуть какую-то обманку, либо хочет предложить что-то действительно интересное. В обоих случаях выслушать его любопытно. Дезинформация, которую передают на таком высоком уровне, будет иметь стратегическое значение.

– Вы думаете, существуют только эти два варианта? – усмехнулся Верховный.

Марков недоумевающе глянул на собеседника:

– Так точно.

Вождь встал из-за стола и устало потянулся, принялся массировать правой рукой локоть левой.

– Вы правильно сделали, что поставили меня в известность о поступившем предложении встретиться с фашистским шпионом. Даю разрешение. Но о результатах переговоров доложите мне лично. На какое число вы их назначили?

– На ночь семнадцатого мая.

Сталин что-то прикинул в уме:

– Перенесите на самый конец месяца. Посмотрим, как они на это будут реагировать. Повторяю, анализ беседы сообщите мне. Вылетите сразу после окончания встречи. А сейчас в Белосток придётся возвращаться поездом. Центральный аэродром закрыт. Надеюсь, вы понимаете почему. Это даже неплохо – есть несокрушимая мотивировка переноса даты.

Дождавшись, пока генерал вышел, Иосиф Виссарионович снял трубку и приказал Поскрёбышеву:

– Найдите товарища Эйтингона. Срочно.

– Иосиф стал другим человеком. На него плохо влияет новое окружение, все эти всезнайки Лихаревы, доморощенные стратеги Марковы, – сказал Берия Кобулову. – Надо поправить ситуацию. Завтра я подброшу ему новую информацию для размышления. Для очень серьёзного размышления. Думаю, она сильно укрепит наши позиции. Так что ты прав и одновременно не прав. Это диалектика. Коба старается знать всё. На самом деле он имеет только сведения, большинство из которых даю ему я. И уж мои спецы постоянно заботятся о том, чтобы донесения противоречили одно другому. Чтобы человек не мог принять решения вообще, нужно только не давать ему понять общую картину. Вчера я послал ему донесение о прибытии новых подразделений и концентрации немецких войск на нашей границе. Сегодня – о том, что источник информации – английский шпион, имеющий задание столкнуть нас лбами с Гитлером. И пусть Председатель Совнаркома думает. Тем более что сообщения он, к сожалению, получает не только от меня. То же самое и тогда, когда речь идёт о наших с вами действиях. Главное, чтобы их можно было истолковывать и так, и наоборот. Враги прилетели с нашей помощью? Так они же привезли сверхважное послание их вождя нашему. И кто мы после этого, предатели или герои? Пока я Сталину нужен, а сегодня я товарищу Сталину очень нужен, он станет верить тому, во что ему выгодно верить. Иначе мы сидели бы уже не здесь.

Богдан Захарович, слушая, кивал. Он постепенно отходил от пережитого ужаса и снова становился тем вальяжным и до наглости уверенным в себе толстяком, которого привыкли видеть все.

– Теперь о менее важном. Ласт бат нот лист, – с чудовищным грузинским акцентом произнёс Лаврентий Павлович. И пояснил: – Так говорят наши злейшие друзья англичане. Дружбы с этим Марковым у нас не получилось. Остаётся скомпрометировать. Потом – шантажировать. И только если не поможет, устранить.

Полковник Рафаэль Саркисов, молчаливо присутствовавший на импровизированном совещании, театрально поморщился, что не ускользнуло от взгляда Лаврентия Павловича.

– Есть у меня одна простая мысль, – объяснил нарком. – Если получится, товарищ Марков будет старательно исполнять всё, что мы ему прикажем. И ещё, – обратился он к Саркисову, – пошлите надёжного исполнителя сопроводить генерал-полковника до Белостока. Пусть он присмотрит, чтобы с ним не случилось по дороге никаких случайностей.

– Товарищ Эйтингон, – спросил Сталин, – те люди, с которыми вы работали против Иудушки, остались в составе единой группы или их разбросали кого куда?

– Костяк сохранён, – не задумываясь ответил Наум Исаакович.

– Я хочу, чтобы они выполнили ещё одно задание. Не менее сложное, не менее опасное и ответственное.

– Сделаем всё возможное, товарищ Сталин.