– Я передам ее величеству ваши слова.

Элисон подавила разочарованный стон, готовый слететь с губ. Нед Уиллард выражался уклончиво, и это сулило дурные новости.

Мария вскинулась.

– Передадите мои слова?! – гневно повторила она. – Я ожидала, что вы привезете мне ее решение!

Нед нисколько не устрашился. Должно быть, ему не впервые приходилось успокаивать рассерженную королеву.

– Ее величество не готова принять такое решение незамедлительно, – пояснил он ровным тоном.

– Почему же?

– Сперва следует уладить другие дела.

Мария не желала принимать отговорки.

– Что за дела?

– Э… – Нед замялся. – Кончина вашего супруга, лорда Дарнли, соправителя Шотландии и кузена королевы Елизаветы, еще… не получила объяснения.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Никакого, – коротко ответил Нед, и Элисон заподозрила, что он лжет. – Ее величество королева Елизавета верит в вашу непричастность. – Снова ложь, мысленно отметила Элисон. – Но мы должны установить все факты, дабы представить их на всеобщее рассмотрение, прежде чем вы сможете прибыть ко двору Елизаветы. Ее величество надеется, что вы, сами будучи королевой, это поймете.

Отказ, подумала Элисон, прямой отказ. Ей захотелось заплакать. Убийство Дарнли – не более чем повод для отказа. Предлог, пустышка. Все дело в том, что Елизавета не желает встречаться с Марией.

То есть она не желает помогать Марии.

Мария пришла к тому же выводу.

– Это постыдная несправедливость! – вскричала она, вставая. Ее лицо раскраснелось, на глаза навернулись слезы. – Почему моя сестра обращается со мною столь жестоко?

– Она лишь просит вас проявить терпение. И оделит вас средствами на весь срок ожидания.

– Я не приму это решение. Я уплыву во Францию. Мои родственники во Франции окажут помощь, в которой мне отказала Елизавета.

– Королеве Елизавете не хотелось бы появления французской армии в Шотландии.

– Тогда я просто вернусь в Эдинбург и попытаю удачу против своего злокозненного братца и вашего приятеля Джеймса Стюарта.

Нед помешкал с ответом. Элисон заметила, что он слегка побледнел и сцепил пальцы рук за спиной, будто для того, чтобы не показать, насколько он взволнован. Да уж, королева в гневе – это страшное зрелище, дружок.

Впрочем, Уиллард быстро успокоился. Когда он заговорил, его голос был тверд, а прозвучавшие слова не допускали вольностей в толковании.

– Боюсь, это невозможно.

Настала очередь Марии растеряться.

– Невозможно? Что вы хотите сказать?

– По велению королевы вы должны оставаться здесь до тех пор, пока английский суд не установит окончательно вашу непричастность к убийству лорда Дарнли.

Элисон смахнула со щеки непрошеную слезу.

– Нет! – вырвалось у нее. Этот расклад был наихудшим из возможных.

– Прошу прощения за то, что доставил столь малоприятные новости, – извинился Уиллард. Элисон поверила в его искренность. Ему не повезло оказаться в роли королевского посланника.

Мария спросила дрогнувшим голосом:

– Королева Елизавета не примет меня при своем дворе?

– Нет.

– Она не позволит мне уплыть во Францию?

– Нет, – повторил Уиллард.

– И домой, в Шотландию, я возвратиться тоже не могу?

– Нет, – сказал англичанин в третий раз.

– Значит, я пленница?

– Да, – подтвердил Нед.

– Снова… – прошептала Мария.

1

Когда умерла матушка, Нед ощутил тоску и боль одиночества, но сильнее всех этих чувств была злость. Последние годы жизни Элис Уиллард могла бы провести в покое и довольстве, а вместо этого разорилась из-за происков шайки прохиндеев, что не постеснялись придумать благовидный религиозный предлог, и даже на смертном одре считала себя неудачницей.

Стояла Пасха 1570 года. Барни как раз оказался дома, коротая недолгий промежуток между плаваниями. В пасхальный понедельник братья сходили в собор на службу в честь воскрешения мертвых, а уже на следующий день стояли бок о бок у открытой могилы и смотрели, как гроб с телом их матери опускают в землю, где покоился отец. Нед скрежетал зубами, стараясь справиться с бушевавшей внутри яростью, и снова мысленно поклялся сделать все, что в его силах, чтобы у людей вроде епископа Джулиуса впредь не было возможности причинять вред честным торговцам, таким, какой была Элис Уиллард.

Шагая домой с кладбища, Нед сообразил, что стоило бы разобраться с житейскими вопросами.

– Дом теперь, конечно, твой, – сказал он, повернувшись к Барни.

Тот, старший сын и наследник, сбрил наконец бороду; лицом, продубленным соленой морской водой и ярким иноземным солнцем, он выглядел старше своих тридцати двух лет.

– Знаю, – ответил Барни, – вот только мне он ни к чему. Зато у тебя будет где остановиться, когда снова приедешь в Кингсбридж.

– А ты, значит, совсем морским волком заделался?

– Ну да.

Барни было грех жаловаться. После плавания на «Ястребе» он стал шкипером другого судна, с долей от доходов, а потом завел и собственный корабль. Он, очевидно, унаследовал от матери дар зарабатывать деньги.

Нед посмотрел на дом, где когда-то родился, – на другой стороне рыночной площади. Ему очень нравился этот дом, выходивший окнами на собор.

– Буду рад присмотреть за домом для тебя. Файфы обо всем позаботятся, а я пригляжу за ними.

Джанет Файф по-прежнему служила экономкой, а ее муж Малькольм оставался конюхом Уиллардов.

– Они стареют, – заметил Барни.

– Им всего лишь за пятьдесят. А Эйлин и вовсе двадцать два.

– Быть может, она выйдет замуж за того, кто будет помогать Малькольму.

Нед досадливо хмыкнул.

– Она не пойдет ни за кого, кроме тебя.

Барни равнодушно пожал плечами. В него влюблялись многие женщины, и бедняжка Эйлин оказалась одной из таких.

– Тебе никогда не хотелось остепениться? – спросил Нед.

– Чего ради? Моряки редко видят своих жен. А что насчет тебя?

Нед призадумался. Смерть матери заставила его осознать, что срок пребывания на земле среди людей конечен. Разумеется, он знал об этом и раньше, но знать – одно, а понимать – совсем другое, и потому он все чаще спрашивал себя, ведет ли именно ту жизнь, к какой стремится в глубине души.

– Я хочу того, что было у них, – ответил он наконец, оглянувшись на могилу родителей, и сам удивился своему ответу. – Хочу прожить с женой до самой смерти.