Т’Пассе прищурилась, будто пыталась разглядеть в его сердце крошечную язвочку, потом лицо ее прояснила неожиданная улыбка.

– Ладно, – ответила она. – Я и сама не прочь переброситься с ним словечком.

Т’Пассе пришлось отчаянно работать локтями в толпе, чтобы они вдвоем сумели добраться до кучки мрачно торжествующих кейнистов, удерживавших в стороне остальных заключенных, вскоре после того, как «козлы» пустились в обратный путь по сходням. Свара уже унялась, кое-кто в толпе, равно как среди кейнистов, мог похвалиться свежими ранами, и между двумя группами образовался неширокий зазор. «Козлы» отволокли носилки обратно на галерею, и стражники принялись поднимать сходни.

Кольцо кейнистов расступилось, пропуская т’Пассе и Делианна.

Невысокий калека сидел на голых камнях, вытянув перед собой неподвижные ноги. На обступивших его кейнистов он поглядывал, точно волк, попавший в стадо оленей; когда взгляд его упал на т’Пассе, он раздраженно нахмурился, обводя рукой спины защищавших его заключенных.

– Ты в этом шапито главный клоун?

– Я т’Пассе с холма Нарнен, бывший заместитель посла Монастырей у Двора Бесконечности, – невозмутимо отозвалась она. – Не знаю, что такое шапито, но если я правильно угадала смысл, то да, я здесь главный… клоун.

– Монастырка, – хмыкнул он. – Это я еще из твоих лекций понял: словно малолетних дебилов учишь.

– Ты слышал?

Он оскалил зубы.

– Я молился, чтобы тебя кто-нибудь грохнул.

– В день Успения твои молитвы будут услышаны. Радует ли тебя столь явная демонстрация могущества веры?

– Тогда и спросишь. – Он оперся на локоть, наклонив голову, пытаясь заглянуть за ее широкую спину. – А это что за щенок? Откуда взялся?

Т’Пассе отступила, и калека впервые глянул Делианну в лицо. Черные глаза широко распахнулись на миг, потом сощурились вновь.

– Ну… – пробормотал он. – Долби меня козлом…

– Хэри, – неслышно выдохнул Делианн. Даже теперь он с трудом верил своим глазам. – Это же ты, да? Правда? Хэри Майклсон …

В прищуренных глазах расцветала тоскливая полуулыбка.

– Давно не виделись, Крис.

Вопли зэков уже начали стихать, переходя в обычный слитный гул голосов, но разницу возмещал звон в ушах Делианна, скрывавший цепенящее рассудок изумление. Встретившись, взгляды их стерли прошлое Делианна, словно последние двадцать семь лет были для него лишь тренировкой, подготовкой, репетицией для роли, от которой прежде он мог лишь бежать, но теперь нашел в себе силы отыграть до конца.

«Я справлюсь, – подумал он. – Наконец я готов».

– Да, – проговорил он. – Давно не виделись. Я больше не Крис Хансен, Хэри. Зови меня Делианн.

– Да ну? Как наследника Митондионнов?

– Это я и есть, – пояснил Делианн.

– Так ты принц-подменыш? – Хэри покачал головой, улыбаясь, будто услышал не всем понятную шутку.

«Пожалуй, можно сказать, что я король-подменыш».

– Вроде того, – произнес он вслух.

– Точно? Ну ладно тогда… – Калека оперся на одну руку, чтобы другую протянуть чародею. – Рад познакомиться, Делианн, – проговорил он. – А меня зови Кейном.

– Так значит, это ты , – пробормотал Делианн. – В конце концов это все же ты – Кейн.

Хэри пожал плечами, и пальцы его сами собой вцепились в грязные полотняные штанины, скрывавшие парализованные ноги. Потом встряхнулся, будто освобождаясь от кошмара.

– Да, – ответил он. – Я бы с радостью устроил встречу старых друзей на часок-другой, но покуда на меня еще смотрят, надо провернуть пару делишек. Скажи-ка мне одну вещь…

– Что ты хочешь узнать?

Кейн стиснул кулаки и захрустел костяшками – по одной, чередой глухих, смертоубийственно мерных щелчков, словно заряжая револьвер.

– Кого я должен убить, чтобы как следует напиться?

Есть череда сказаний, что начинается в стародавние времена, когда боги людей порешили, чтобы смертные чада их в жизни своей короткой ведали лишь печаль, и потерю, и несчастье.

И вот случилось так, что один из смертных прожил едва ли не весь выделенный ему срок, не познав горечи поражения, ибо сей смертный мог испытать поражение, только сдавшись. И вскоре царь богов людских взялся научить упрямого смертного смыслу поражения. И в конце – а конец этот ждет всех, кто дерзает соперничать с богами – упрямый смертный сдался и умер.

Но среди мудрых череда сказаний не кончается его смертью.

Неспокойно лежалось в могиле тому мертвецу; не могли удержать его объятья земли. Труп его извивался, и бился, и плакал, вспоминая о прежней жизни.

Однажды вышел из сумрачного, непроглядного леса странник. Вел странника ветер из-за края мира и указал ему путь к непокойной могиле. Глянул тогда странник на погост, и заговорил с умершим, и сказал ему: «Рой глубже, ищи могилу темней».

Ибо странником тем был подлый рыцарь, а тому ведомо было, что, лишь опускаясь, можно подняться .

Рука патриарха чуть подрагивала, чертя кончиком среднего пальца сухую дорожку в покрывшей чело испарине. Нетвердая рука опустилась ниже, погладила щеку в поисках жара, и, промедлив немного, принялась растирать распухшие железки на шее.

– Его сиянию дурно? – несколько озабоченно промолвил офицер Глаз Божьих. – Позвать лекаря?

– Не стоит, – пробормотал Тоа-Сителл. Даже если бы ему было нехорошо – а он чувствовал себя прекрасно, превосходно, – он никогда не стал бы демонстрировать этого при подчиненном.

Этому человеку нельзя было доверять.

– Продолжайте отчет, – рассеянно бросил он. Рассказ о том, как герцог Тоа-М’Жест беседовал с Кейном в камере Донжона, с трудом мог привлечь внимание патриарха. В мозгу его билось тревожное предчувствие, мрачное эхо близящегося несчастья.

– И герцог весьма энергично отстаивал честь патриарха, – продолжал Глаз Божий.

– Без сомнения, – пробормотал Тоа-Сителл. – Он всегда так делает. Хочет меня обмануть.

– Ваше сияние?

– Ничего, капитан. Продолжайте.

– Камеру очистили, и в этот самый момент Кейна переводят вниз, в Яму. Выставить дополнительные посты стражи?

– М-м-м… Зачем?

– Э-э, я… – Капитан Глаз неловко переступил с ноги на ногу. – Как я понял, ваше сияние обеспокоено безопасностью Кейна.

– Я? О, нет-нет-нет. Это был герцог , – поправил Тоа-Сителл. – Это его отговорка.