Так что с исследованием мест гнездования трехглазых змеек-дротиков, увы, придется подождать.

Пробираясь по колено в вонючих отбросах вдоль сточной канавы, Офал увидел слева от себя бегущего по узкой дорожке котенка. Выбросив руку, он схватил чешуйчатыми пальцами маленькое тельце. Котенок пискнул, но писк его тут же оборвался: посол быстро сломал ему шею и, выдвинув из суставов нижнюю челюсть, начал заталкивать изуродованный пушистый трупик в рот.

Позади него на безопасном расстоянии скользил целый ковер из змеек-дротиков, как будто охваченных неким подобием религиозного экстаза.

– Давай! – прошипела Плакса Хват, яростно глядя на Лурму Спилибус, которая хмуро уставилась на нее в ответ.

Все они прижались к стене возле зияющей дыры бокового входа. Булыжники позади Мортари и Ле Грутта были измазаны кровью, а Симонденалиан Никсос стащил тонкий кожаный мокасин и перевернул его, давая крови стечь. Барунко только что врезал кулаком по своей собственной тени, приняв ее за стражника, и сломал костяшки двух пальцев о стену.

– Но мы еще даже не внутри! – возразила Лурма.

– Войти – всегда самое сложное, – ответила Плакса. – Мы это сделали, а теперь некоторым требуется лечение. Ле Грутт не может идти, а Мортари… у Мортари, похоже, не все дома.

– Никто из них не был похож на меня, – произнес Мортари, склонив набок распухшую голову. – Что бы кто ни говорил. – Он слизнул сочащуюся из носа жидкость. – К тому же я всю неделю пил, а у нее были такие симпатичные ушки.

– Лурма, доставай уже свое снадобье.

Ворча, Лурма, известная многим как Щипачка, пошарила в своей сумке и извлекла золоченый флакон.

– Вообще-то, он у меня один-единственный, – пояснила она. – На самый крайний случай. А нам предстоит пробраться в королевский дворец, кишащий демонами и кто знает, чем еще. Говорю тебе, Плакса, это не самая лучшая идея.

– Давай сюда.

Лурма протянула подруге флакон. Нижняя губа ее обиженно дрожала. Какое-то время их руки не могли встретиться – флакон метался из стороны в сторону.

– Да бери же!

– Пытаюсь! Стой спокойно!

Завладев наконец флаконом, Плакса присела рядом с Ле Груттом.

– Хватит одного глотка, – сказала она. – Мощнейшее средство.

– Само собой, – фыркнула Лурма. – У Щипачки все только самое лучшее. А теперь пропадет впустую.

– У него дыра в ноге, Лурма, – возразила Плакса, – через которую твоя рука пролезет.

– Лично я видала и хуже, – парировала Лурма, скрестив руки. – С такой царапиной я могла бы полдня бегать.

Ле Грутт проглотил свою порцию и, вздохнув, снова лег.

Плакса повернулась к Мортари:

– Теперь ты, Мортари.

– Она выла у меня под окном не знаю сколько ночей.

– Не сомневаюсь. Вот, выпей. Один глоток!

Мортари сделал глоток и вернул флакон.

– Пика воткнулась мне в плечо, – сказал он. – Плохо! – Он нахмурился. – И моя голова… что с моей головой? Мама всегда говорила: «Не буди спящую собаку», но разве я ее слушал? А надо было. Щенки вовсе не были на меня похожи, нисколько.

– Раны зажили, но мозги все равно набекрень, – проворчал Ле Грутт.

– Не так уж и плохо, когда мозги набекрень, – моргая, объявил Мортари. – У нее потом был такой дикий взгляд, что меня аж в дрожь кинуло. Так уж это заведено: сперва сделаешь, а потом жалеешь. В любом случае она, после того как родила щенков, страшно опустилась – понимаете, о чем я? Сиськи болтаются и все такое. Но я был все еще молод. У меня было будущее!

Плакса отдала флакон Лурме.

– Вот видишь, – сказала она, – еще кое-что осталось.

– Эй, – прошипел Симон Нож, – а я?

– Не так уж и много крови вылилось из твоего мокасина, – ответила Плакса. – Переживешь.

– Но я же боец на ножах! Мне нужны быстрые ноги, чтобы танцевать, уворачиваться, скользить и раскачиваться, подобно смертоносной тени, сверкая клинками в лунном свете…

– Да ты просто швыряешь эту свою хрень и бежишь, – пробормотала Лурма. – Каждый раз.

Симон развернулся к ней:

– В каком смысле?

Плакса Хват, известная многим как Прикрытчица, подняла руки:

– Хватит ссориться! Ле Грутт, ты готов?

– Готов, угу. У меня глаза как у кошки. Хватаюсь руками и упираюсь ногами. – Он достал из сумки моток веревки и, увидев, как нахмурилась Плакса, пояснил: – Там могут быть ловушки.

– Ловушки? Это не какая-то гробница яггутов, Ле Грутт, а всего лишь долбаный дворец.

Лицо Ле Грутта приобрело упрямое выражение.

– Я никуда не хожу без веревки. И без своего воскового шара. И без плаща-невидимки…

– Чего-чего? – усмехнулся Симон. – Ах, ты про свое пыльное пончо. Ну да, извини.

– Пыль, угу, – проворчал Ле Грутт. – Помогает сливаться со стенами и все такое.

– Давай, пошел, – поторопила Плакса. – Затем ты, Симон, за тобой Мортари, дальше Лурма, а потом я. Барунко идет последним.

– Последним, – повторил Барунко. – Ура!

Пол испещряли выгравированные пентаграммы всевозможных размеров, среди которых извивалась лишь узкая дорожка. Эмансипор остановился в дверях, облизывая казавшиеся невероятно сухими губы еще более сухим языком. Дыхание слуги участилось, его била дрожь, а на лбу выступил холодный пот.

– Эй, Риз? Что-то не так?

Прищурившись, слуга взглянул на Бошелена, который стоял возле длинного узкого стола, заставленного склянками, стаканами, запечатанными урнами, изящно украшенными маленькими шкатулками, глиняными сосудами, красками, кистями и угольными палочками. На полке над столом располагался ряд приподнятых над ее поверхностью дисков, в каждом из которых содержался крошечный демон. Большинство их неподвижно сидело на корточках в центре своих скромных тюрем, сверкая глазами, хотя некоторые расхаживали туда-сюда, будто посаженные в клетку крысы. На всех виднелись смазанные следы яркой краски.

– Риз?

– А? Нет, хозяин, со мной все в порядке. Более или менее. Наверное, съел что-то не то.

– Тогда идемте со мной и помните, что необходимо держаться между кругами на полу. Вызов демонов – весьма деликатное искусство. Любой неверный шаг может привести к катастрофе. Итак, – он хлопнул в ладоши, – начнем с самой сложной задачи – вызова анделенского высокородного демона, возможно даже королевской крови. Как только мы подчиним себе этого достойного слугу, мы добавим к нему несколько десятков демонов попроще, каждый из которых станет приманкой для Равнодушного Бога, обладающего ненасытным аппетитом. Должен сказать вам, любезный Риз, прошло немало лет с тех пор, как я в последний раз чувствовал себя столь… воодушевленным.