– Угу, хозяин, у него сложилось о них вполне определенное мнение.

Сидевший на троне Бошелен улыбнулся:

– Не чувствую ли я в ваших словах некое недовольство, любезный Риз? Из-за того, что Пин Растрёп настолько втерся ко мне в доверие? И вы считаете, будто он вам угрожает?

– Хозяин, я всего лишь разделяю осторожность сенешаля.

– Ах, прекрасная Шарториал Инфеланс… Естественно, осторожность – крайне необходимое для нее качество, учитывая занимаемый ею пост.

– Осторожность, – повторил Эмансипор. – Угу.

– Да будет вам известно, Риз, королевская казна почти пуста.

– Потому что мы ее разграбили, сударь.

– Верно. И налоговые поступления снизились.

– Угу, мы выжали все досуха.

– Правильно. Отсюда следует настоятельная потребность в притоке капитала. Тирания обходится дорого, если, конечно, исходить из предположения, что главная цель короля-тирана – накопление огромных богатств за счет простого народа, не говоря уже об испытывающей немалые трудности знати, если можно так выразиться.

– Я думал, речь идет о власти, хозяин. И о возможности запугать любого, чтобы его подчинить.

– И это тоже, – согласился Бошелен. – Но это лишь средства для достижения цели, каковой является личное богатство. Да, есть некое удовольствие в том, чтобы терроризировать низшие слои общества, обрушив на него потоки страха, страданий и невзгод. И я вовсе не отказываюсь от подобных удовольствий.

– Конечно нет, хозяин. Кто мог бы такое сказать?

– Именно так. Собственно, я готов утверждать, что подобная кровожадность есть могущественный символ присущей мне человечности.

– Что ж, хозяин, будем надеяться, что тем ящерам несвойственна такая черта.

Вернулся безголовый носитель символа власти, а за ним и Великий епископ.

– Бошелен, – промолвил писклявым голосом Корбал Брош, – я только что вспомнил, о чем хотел тебе сообщить.

– Превосходно, Корбал. Говори же.

– Тот паромщик, Бошелен, которого мы бросили в самую глубокую темницу.

– Наш одержимый пленник? И что с ним?

– Он мертв.

Бошелен нахмурился:

– Мертв? Что случилось?

– Мне кажется, – сказал Корбал Брош, – он умер от мастурбации.

Эмансипор потер лицо:

– Что ж, из всех возможных способов умереть…

– Понятно, – проговорил Бошелен. – И конечно же…

Корбал Брош кивнул:

– Он больше не одержим, Бошелен.

– Иными словами, друг мой, Равнодушный Бог сбежал из своей смертной тюрьмы и теперь гуляет на свободе.

Корбал Брош снова кивнул:

– Это плохо.

– Воистину очень плохо. Гм… – Бошелен внезапно поднялся на ноги. – Вот что, Риз, идемте со мной. Нам нужно вернуться в мой Зал заклинаний. Похоже, в эту приятную во всех отношениях ночь нам придется вызвать и отправить в мир целую армию демонов. Корбал Брош, ты чувствуешь присутствие бога в подземельях?

– Кажется, да. Он там бродит.

– В таком случае нас ждет славная охота, о да! Идемте же, Риз.

Дрожа, Эмансипор выбил трубку.

– Хозяин, вы хотите, чтобы я помог вам вызывать демонов? Вы никогда раньше меня об этом не просили. Думаю…

– Согласен, любезный Риз: возможно, я был неосмотрителен, не включив данную возможность в наш контракт. Однако обстоятельства крайне необычны, и вряд ли вы станете против этого возражать. Не бойтесь – если вдруг вам не повезет и вы окажетесь разорваны на куски, могу вас заверить, что смерть ваша будет быстрой.

– Гм… спасибо, хозяин. Это…

– В какой-то степени утешает? Рад, что смог, как всегда, вас успокоить.

– Я подниму остальных моих неупокоенных, Бошелен, – сказал Корбал Брош.

Бошелен пристально посмотрел на своего старого друга:

– А что, если кто-то из них подкуплен?

– Нет, Бошелен. Ни у кого из них нет головы.

– Что ж, хорошо. Чем больше охотников, тем веселее. Ну же, любезный Риз, не будем терять время!

Мортари присел в тени у выхода из переулка рядом с Ле Груттом, глядя на высокую стену королевского дворца.

– Вижу, за что ухватиться, – прошептал он.

– И на что опереться ногами, – прошептал в ответ Ле Грутт.

– Значит, есть опора для рук и ног.

– Для рук и ног.

– Ничего не выйдет.

– Без шансов.

И они осторожно вернулись туда, где ждали остальные. Подойдя к Плаксе Хват, Мортари потер свою похожую на морду терьера физиономию, почесал за ухом, облизал губы и наконец сказал:

– Ничего не выйдет.

– Ничего не выйдет, – повторил Ле Грутт, блеснув большими зубами.

– Если только Барунко не сумеет подбросить нас повыше, к одной из тех пик, – уточнил Мортари.

– Ухватить труп за ногу и надеяться, что она не оторвется, – добавил Ле Грутт.

– Мимо всех тех…

– Опор для рук и ног.

Вздохнув, Плакса Хват повернулась к Барунко:

– Ну?

– Подбросить? Я могу. Только дай, что именно.

– Тебе нужно подбросить Мортари, – объяснила Плакса. – К одной из тех пик.

– Пик?

– Которые на стене.

– На стене?

– Вон там, – показала она.

Барунко огляделся вокруг.

– Стена? – проворчал он. – Покажи.

Симон Нож сплюнул на засаленные булыжники.

– Есть одна проблема, – заметил он.

– В чем проблема, Симон? – прошипела Плакса. – Он же сказал, что сумеет.

Вытащив кинжал, Симон ткнул им в сторону Барунко.

– В те времена, когда Пятерка наводила ужас на городских богачей, – проговорил он, – наш силач еще мог видеть дальше собственного носа. Но теперь…

– Не важно, – возразила Плакса. – Просто покажем ему нужное направление. Как в прошлый раз…

– Ага, – усмехнулась Лурма Спилибус, – в прошлый.

– Мы остались живы! – бросила Плакса; схватив Барунко за руку, она потащила его к выходу из переулка. – Смотри, – сказала она. – Хватаешь Мортари и бросаешь его как можно выше, понял?

– Бросить Мортари, – кивнул Барунко. – А где он?

– Я тут…

Развернувшись, великан схватил Мортари и швырнул его через улицу. Тот с сочным шлепком ударился о дворцовую стену и безвольно свалился на булыжники.