— Да. Конечно, не так, как люди. Я их видел, — сказал Кетчум. — Молодые лоси. Где им помнить, что тут был пруд? Но ведь как-то узнаю́т! Когда смотришь на их танцы, кажется, они стараются… возродить пруд. Я иногда сюда езжу, посмотреть на них. Бывает, и Норма Шесть соглашается поехать со мной.

В это солнечное сентябрьское утро на поле не было ни одного лося. Вряд ли Кетчум врал. С какой стати?

— Твоя мать, Дэнни, любила и умела танцевать. Думаю, ты это знаешь. Джейн наверняка тебе рассказывала.

Они двинулись дальше.

— Боже мой! — воскликнула Кармелла. — Танцующие лоси!

— Если бы я в жизни не видел ничего, кроме лосиных танцев, я бы и тогда был счастлив. Может, даже счастливее, — признался Кетчум.

Дэнни посмотрел на старого сплавщика. Его слезы уже затерялись в бороде, но писатель успел их заметить.

«Он подбирается к истории с левой рукой, — подумал Дэнни. — Не случайно же он вспомнил о моей матери и ее танцах. Что-то в нем всколыхнулось».

А борода у Кетчума поседела! Вблизи это было намного заметнее. Дэнни во все глаза смотрел на старого сплавщика. Рука Кетчума коснулась левого колена писателя. «Очередное переключение скорости», — подумал Дэнни. Но сильная правая рука старого сплавщика больно сжала ему колено.

— Куда уставился? — грубо спросил Кетчум. — Я не собираюсь нарушать обещаний, которые дал и твоему отцу, и твоей матери. Но самое дерьмовое — когда ты в своей поганой жизни даешь обещания и потом видишь, что они противоречат другим обещаниям. Я обещал Рози, что всегда буду тебя любить и, если твой отец вдруг не сможет о тебе заботиться, я возьму эту заботу на себя. Так оно и случилось! — воскликнул Кетчум.

Его левая рука сжала руль крепче и дольше обычного.

Потом он отпустил колено Дэнни и вновь повел пикап правой рукой. Локоть левой руки, как и прежде, высовывался из окна, будто был приделан намертво, а пальцы лишь слегка касались рулевого колеса. Пикап достиг поворота на старую лесовозную дорогу, ведущую к Извилистой.

Едва верилось, что здесь вообще когда-то была дорога. Кому теперь ездить в сгоревший поселок? Дорога шла только до Извилистого, дальше ехать было некуда. На первой же выбоине открылся бардачок пикапа. Оттуда вкусно запахло оружейным маслом, и этот запах на мгновение заглушил медвежью вонь. Дэнни протянул руку, чтобы закрыть бардачок. Внутри он увидел маленький револьвер в кобуре и большую пластиковую банку с таблетками аспирина.

— И то и другое — из болеутоляющих средств, — усмехнулся Кетчум. — Когда мотаешься по дорогам, без этого никак.

Дэнни догадывался, что сзади, под брезентом, не только дрова и спрятанная винтовка. Наверняка там же у Кетчума едут бензопила и топор. В кожаном кармане над солнцезащитным козырьком лежал браунинговский нож с длинным лезвием.

— Мистер Кетчум, а почему вы всегда вооружены? — спросила Кармелла.

Последнее слово из ее вопроса явно застигло Кетчума врасплох. Он был безоружен в тот далекий вечер, когда вместе с поваром и Рози вышел на лед Извилистой и Рози закружилась в своих до-си-до. Наверное, сейчас, в провонявшем медведем пикапе, перед Кетчумом мелькнуло лицо Рози. В косматой бороде появились новые влажные полоски.

— Я делал… ошибки, — глухим, сдавленным голосом проговорил старый сплавщик. — Я не про такие, когда неверно судишь или что-то скажешь, не подумав. Я о настоящих ошибках.

— Кетчум, тебе незачем нам об этом рассказывать, — сказал ему Дэнни, но теперь старого сплавщика было уже не остановить.

— Влюбленные всегда говорят друг другу разные слова… ты это сам знаешь, Дэнни… слова, чтоб обоим было хорошо, даже когда им совсем скверно… или когда им и не должно быть хорошо. Влюбленная пара придумывает свои правила, живет по ним и думает, что правила эти — надежные. Такие же надежные, как другие человеческие правила. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

— Честно говоря, нет, — признался Дэнни.

Он едва узнавал дорогу в бывший поселок Извилистый. Дожди и талые воды давным-давно смыли и песок, и гравий, и теперь каменистую почву покрывали пятна лишайников и болотный мох. Только на левом повороте, ведущем к бывшему зданию столовой, еще оставалось что-то от прежней дороги. Кетчум свернул туда.

— До твоей матери, Дэнни, я всегда дотрагивался только левой рукой. И никогда правой. Правой я трогал других женщин, — сказал Кетчум.

— Остановитесь! — закричала Кармелла.

(Хоть без «боже мой», и на том спасибо. Кармелла не знала Кетчума: если он начал, ей придется выслушать все.)

— Это было нашим первым правилом — я был у Рози любовником левой руки. Моя левая рука принадлежала ей, Рози. Поэтому для меня эта рука была главной. И левая рука — левая рука была помягче и понежнее, чем все остальное во мне.

«Ты прав, — думал Дэнни. — Левой рукой ты наносил меньше ударов, и указательный палец твоей левой руки никогда не нажимал на спусковой крючок».

— Понимаю, — сказал писатель вслух.

— Пожалуйста, остановитесь, — взмолилась Кармелла.

(Дэнни только сейчас сообразил, что Кармелла потрясена не историей Кетчума. Ее просто доконали тряская дорога и стойкое медвежье зловоние, и теперь она просила остановить пикап.)

— Ты упомянул о настоящих ошибках. Так что за ошибку совершила твоя левая рука? — спросил Дэнни.

Пикап уже поднимался на холм, где когда-то стояла столовая. Машина вздрагивала: казалось, ее сейчас тоже начнет тошнить. А внизу расстилалась обманчиво спокойная прибрежная полоса. За полосой блестела излучина реки: то самое место, где Рози и Эйнджел ушли под воду. Кармелле не терпелось увидеть воду. Дэнни шокировало, что на месте их тогдашнего жилища ничего нет. Даже нескольких сгнивших досок не осталось. А с холма, откуда он когда-то смотрел на кривые улочки и крыши Извилистого, открывался вид на покрытое кустарником пространство.

— Ошибка? Да это была непростительная оплошность с моей стороны! Нарушение нашего первого правила! Но когда нас троих понесло на лед, мы были отчаянно пьяны. Дэнни, знаешь, до чего мы были пьяны?

— Знаю. Джейн рассказывала.

— Я сказал… думаю, я все-таки сказал это Рози: «Дай мне руку». Клянусь, я говорил ей это. Но я был пьян. Жутко пьян. Я забыл все правила и протянул ей правую руку. В левой я нес твоего отца. Ему тоже захотелось покружиться по льду. Я опустил его на лед.

Наконец Кетчум остановил пикап. Кармелла тут же открыла дверцу. Бедная женщина даже не успела вылезти — ее начало выворачивать в траву. Кармеллу рвало все время, пока Дэнни разглядывал обрушившуюся трубу столовой. Там, где у повара когда-то была печь для пиццы, сохранилось два-три фута щербатых кирпичей.

— Но твоя мать знала наши правила, — продолжал Кетчум. — Рози мне сказала: «Не ту руку — это неправильная рука». И стала удаляться от меня. Она не взяла мою руку. А тут еще твой отец поскользнулся, и мне пришлось везти его по льду, как санки. Я хотел увести твою мать к берегу, но не мог. Она не желала держаться за мою правую руку. Понимаешь?