Убиение царевича Димитрия. Фреска церкви Димитрия «на крови»

Судя по протоколам допросов, все следствие было публичным. Воспользовавшись теплой майской погодой, допрашивали прямо во дворе кремля.

Итак, три взаимоисключающие версии остались нам от тех далеких дней: погиб в результате несчастного случая; убит по наущению Бориса Годунова; пытались убить, но спасся.

Конечно, при таком ведении следствия и фальсификация показаний, и давление на свидетелей были затруднены. Однако долгое время историки не принимали всерьез следственного дела. И виною тому прежде всего сам Василий Иванович Шуйский. В качестве главы следственной комиссии он подтвердил: царевич закололся в эпилептическом припадке. При вступлении на престол Лжедмитрия он, признав нового царя, заявил, что не видел в Угличе тела убитого царевича. Овладев царским троном, тот же Шуйский объявил торжественно: царевич Дмитрий «заклан бысть» от «лукавого раба Бориса Годунова», и установил почитание нового святого мученика.

В деле нет показаний матери погибшего царевича Марии Нагой. Только она одна могла рассказать, почему назвала убийцами Данилу Битяговского, Никиту Качалова и Осипа Волохова. Но, разумеется, ни о каком допросе царицы Марии не могло быть и речи: на это не имели права ни бояре, ни даже патриарх.

И все же: убийство?

Прежде всего следственное дело, хотя и не подтасованное, – источник, ненамного более достоверный, чем сказания и летописи. Кто мешал следователям при неграмотности большинства свидетелей писать что угодно?

Очевидцами смерти царевича были мамка Василиса Волохова, постельница Марья Колобова, кормилица Арина Тучкова и четверо сверстников Дмитрия. Первая была заинтересована доказать, что царевич погиб от несчастного случая. Две женщины и четверо детей? Неужели у всесильных Шуйского и Клешнина не было возможности запугать их и получить нужные показания?

Часто утверждают, что Годунов не был заинтересован в смерти царевича, чья гибель принесла ему больше бедствий, чем мог принести живой Дмитрий. Напоминают, что сын от седьмой (или шестой) жены Ивана Грозного официально не имел права на престол, а у царя Федора Ивановича вполне мог родиться наследник и после убийства царевича. Все это внешне логично. Но когда через четырнадцать лет на окраинах Русского государства появился некто, выдававший себя за сына Ивана Грозного, одно имя Дмитрия всколыхнуло огромную страну. Многие встали под его знамена, и никто не вспомнил, от какого по счету брака он родился. Между прочим, правительство Годунова еще при жизни Дмитрия, боясь его как возможного претендента на престол, старательно напоминало народу, что он не царевич, а только князь Углицкий, ибо родился от не освященного церковью брака. Английский дипломат Джильс Флетчер сообщает: «По проискам Годунова приказано не поминать Дмитрия в церквах в числе других членов царского дома, как незаконнорожденного».

У Бориса Годунова были все основания страшиться того, чтобы Дмитрий дожил до совершеннолетия. Если бы царь умер бездетным (а так оно и оказалось), сын Ивана Грозного – наиболее вероятный претендент на престол. Во всяком случае, у него было бы больше прав, чем у Годунова и чем у крещеного татарина Симеона Бекбулатовича, которого Иван IV на один год ставил в «великие князья всея Руси».

А если бы у Федора родился сын? И тогда устранение Дмитрия принесло бы свои плоды Борису. Вряд ли сын слабоумного царя правил бы самостоятельно. Борис остался бы опекуном государя и фактическим правителем. Но для такого наследника его дядя Дмитрий был бы реальным соперником.

Но значит ли все это, что Годунов действительно подсылал убийц к царевичу, что Битяговский и Качалов перерезали ему горло? Скорее всего нет. Каким бы прочным ни было положение Годунова, оно могло пошатнуться в любой момент. И если бы убийц схватили и допросили с пристрастием, вряд ли они стали бы молчать и не выдали вдохновителя преступления.

Да ему, на наш взгляд, и не надо было этого делать. Он мог избавиться от опасного мальчика значительно проще. По сведениям следственного дела, Дмитрий страдал эпилептическими припадками. Их описание соответствует клинической картине болезни. Если такому мальчику-эпилептику позволить взять в руки нож, да еще в период учащения припадков, то ждать конца недолго. Вероятно, это и сделала мамка царевича Василиса Волохова.

По материалам В. Кобрина

В начале 1095 г. папа римский Урбан Второй обратился ко всем христианам с призывом освобождать от неверных Гроб Господень. Первым на этот призыв откликнулся граф Готфрид, владелец города Буйон. К лету 1095 г. он сумел набрать более 30 тыс. пехотинцев и более 10 тыс. всадников.

Старинные летописи, найденные в историческом музее Варшавы, свидетельствуют, что поход начался летом 1096 г., но Иерусалим был взят крестоносцами лишь в 1099 г.

Вскоре после взятия Иерусалима там вспыхнула холера. Лагерь победителей превратился в огромный госпиталь. Смерть косила европейцев беспощадно. Польская хроника рассказывает, что среди рыцарей был уроженец Кракова Иеремия и его слуга Иосиф, которые находились буквально в эпицентре эпидемии, самоотверженно ухаживая за своими боевыми товарищами. От холеры умер Иосиф. Польский рыцарь же остался один.

Иеремия считал, что чудесным избавлением от смерти он обязан большому медному нательному кресту, с которым не расставался ни на миг. Крест этот в дальнейшем переходил от одного представителя рода Сангушки, к которому принадлежал и славный Иеремия, к другому.

Древние символы христианства

Недавно отдаленные потомки Иеремии передали крест для проведения химического анализа (при условии, что реликвию не повредят). Результаты анализа оказались удивительными. Сплав, из которого был изготовлен крест, включал медь, сурьму, олово, серебро. Помимо того, был обнаружен металл, неизвестный на Земле. Врачи-эпидемиологи и биохимики были единодушны во мнении: такой подбор элементов подавлял и уничтожал практически все болезнетворные бактерии и вирусы. И уж, конечно, крест был надежной защитой рыцарю против вибрионов холеры.

Все мощи святых хранят в себе какую-то загадку. Но, пожалуй, Святая Плащаница из Турина – самая таинственная находка, история которой начинается в самом начале нашего века. На многие вопросы еще только предстоит ответить.

В Средние века, казалось, не было предела хитроумности мошенников и доверчивости одержимых верующих. В это время всплыли такие невероятные вещи, как молоко Девы Марии, волоски из бороды Ноя, перья Гавриила, кусочки ковчега и манны. Наряду с этими сомнительными объектами поклонения появились мощи, окруженные более заметным ореолом святости и правдоподобия. По миру ходили по меньшей мере 43 святые плащаницы, и каждая, по словам нашедшего, представляла собой именно то легендарное полотно, которым Иосиф из Аримафеи обернул тело Христа в Пятницу.