Пять тысяч здоровых комсомольцев, проходящих в параде всесоюзной олимпиады в качестве достижений, — пять тысяч опричников. Только в массовости — залог морального признания социальных благ. Что бы сказали господа социалисты, если в старое время в качестве воспитанных и образованных масс русского народа выступили бы лощёные колонны воспитанников училища правоведения и лицеев!

Должен быть немедленно оздоровлён весь русский народ, которого изгрызает сатана индустриализации. Поле — крестьянину, плуг и коня — на его поле, базар — в город, фабричный продукт — на базар, на свободную конкуренцию — вот что должно быть требуемо…

Пусть развивается индустрия, но пусть она развивается за её собственный счёт, развивается постепенно, а не в «ударном» порядке, от ударов которого валятся мёртвые тела. Пусть фабрики тогда останутся у рабочих, и пусть они владеют ими, если они сумеют понизить цены и не будут пить пот крестьянина, насильно забирая его хлеб для своих удобств… Тем более что новая рабочая пролетарская буржуазия оказалась куда суровее, жесточе, безобразнее буржуазии старой. Та хоть признавала религию; эта же выкинула гнусное и глупое знамя воинствующего безбожия.

* * *

Подобно тому как в Индии Ганди вышел из глубины религиозного индусского духа, точно так же и это движение за плуг должно возникнуть из глубины русского православия.

Пахарь и поп — вот кто были основателями русского царства, протянувшегося на пол-Евразии; плуг удерживал, прикреплял крестьянина (то есть христианина) к земле, монастырь просвещал его, учил справедливости.

Только тогда, когда оседло стало население на Руси, только тогда смогла проявиться княжеская власть без загонных действий дружины; поп и землепашец создали эту власть, и поэтому внимание духовенства должно быть привлечено не к представителям старой власти, не к грёзам о монархии, потому что её-то ведь нет, а к подлинному, вековечному другу и сотруднику — к мужику.

То, что происходит сейчас на Руси, — несправедливо. А когда же церковь отказывалась обличать несправедливость? Над Русью нависла химера механистического материализма как естественного и неизбежного последствия западной руководящей цивилизации. Так пусть церковь заявит, что механистическая цивилизация — опиумный мираж, который распространяется известными лицами из нового господствующего класса с своекорыстной целью. Извека сидел на своём поле крестьянин, извека светило на него солнце, извека лил на него дождь и снег покрывал на зиму тёплой шубой его участок. И какая же сила заставит крестьянина признать то, что эта земля не крестьянина?

Кто это оказался столь хитроумным, что признал контрреволюционным обстоятельством, что крестьянин возделывает сам свою землю…

Русь счастливее Индии. При всём религиозном напряжении духа Индии — в Индии нет церкви, нет единого организованного общества верующих, которое есть на Руси. И если Церковь призовёт благословение Божие на труд крестьянский, если она станет проповедовать, что только мужик делает подлинное истинное дело строительства и кормления государства, — разве это не поддержит крестьянина в его сомнениях, которые на него, естественно, навевает проповедующий механику город?

Но это благословение не должно быть призывом к борьбе. Внутренний мир в России — вот что мы должны проповедовать, мир со всеми, кто не хочет войны. Благословение, призванное Церковью на крестьянина, — не должно быть проклятием, падающим на пролетариат, потому что нельзя сомневаться, что и там наступит скорое сознание подлинных обстоятельств, отвлёкших от справедливости.

Зато в другом не посчастливилось Руси — у неё нет до сих пор своего Ганди, человека, который бы поднял всенародную моральную проповедь против совершающегося, проповедь, которая была бы не гражданской войной, но которая была бы действительней её. Ей не посчастливилось в том отношении до сих пор, что не было человека, проповедующего Дух; ибо проповедь того или иного гражданского порядка — всегда найдёт противоречия.

Будем надеяться, что такой будет.

Одним из основных козырей соввласти, который она предъявляла в течение 11 лет своего царствования и который, надо сказать, пользовался известным успехом даже в эмигрантских кругах, — это было то, что этой власти удалось, так или иначе, — сберечь единство былой Российской Империи.

Это обстоятельство всегда ставилось в большую заслугу русским политическим деятелям, проводилось ими, и тот же покойный адмирал Колчак гордо не пошёл на некоторые самостоятельные действия, ведшие к «отторжению» от России некоторых кусков её территории, хотя возможно, что имел бы совсем иную судьбу свою, если бы действовал именно так.

Но Колчак не мог согласиться «на раздел России», и поэтому утвердил на ней в значительной степени коммунистический строй своим нежеланием купить известные контрмеры.

Пусть слава останется вместе с памятью адмирала, а то, что живо, — будет жить, а жить — это значит действовать, значит ставить и решать задачи, ставимые жизнью.

Посмотрим, насколько все разговоры о том, что Россия останется неделимой, — оправдались в настоящее время. На Западе мы имеем целый ряд государств лимитрофов, про которые никак нельзя сказать, что они остались за СССР. Нет, они отделились от СССР, и это отделение повело только к их выигрышу и пользе. Не раздираемые советским нелепым политическим строем, они живут и, идя по пути общечеловеческого прогресса, — тем самым уходят, возвышаясь от уровня соседних с ними областей. И если Финляндия, которой столько пророчили скорую смерть из-за потери экономической связи с былой Россией, — живёт и благоденствует, тот же Петербург всё более и более напоминает величественные, занесённые песком гранитные египетские города на берегах Нила.

Нам приходилось указывать неоднократно, что и в иностранной политике, и, особенно, в национальном сознании некоторых народностей России, вроде украинской, находящейся сейчас в составе СССР, змеится глубокая трещина, угрожающая отколоть этот плодородный кусок от России, чего бы не было, если бы коммунизм был бы ликвидирован раньше; не будем заниматься гаданием, совершится ли это или нет; укажем только, что положение на Западе России значительно разнится от положения на Востоке.

Европейская Россия представляет из себя исторически сложившуюся страну, население которой подверглось взаимной, весьма значительной диффузии. Как бы ни вспоминать времена, предшествовавшие 1667 году и приятно щекочущие по нервам Польшу видением Речи Посполитой, ласкающие Украину с милитаризацией населения в гетманщине, но надо заметить, что всё-таки на историческом экзамене в своё время ни та, ни другая не выдержали исторического экзамена, и государственность Московии оказалась сильнее, гибче, умнее и победоноснее Украины и Польши.

Но если и там возможны всё же идеи отделения, несмотря на сплывшиеся, неясные массы разграничивающих былые державы контуров, то тем более такое положение возможно на Востоке.