Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет!! Антихрист – страшен, но нам ли пугаться его?! Роман-исповедь, детально вскрывающая механизм проникновения греха в сердце, – страшное откровение. Но бороться легче, если ведомы повадки противника.[8] В пояс на до поклониться человеку, имевшему мужество сказать:
– Вот, я упал на самое дно и стал худшим из людей; поклонился царю греха и был рабом его; насытился ядом, и страсть умертвила меня. Из глубины беды моей взываю к вам – опомнитесь! спасайтесь!
Свенцицкий признаёт открыто, перед всем миром: «Я отравлен роскошью, развратом, ложью, сомнением, безволием, самолюбием. Но я ненавижу их! и буду бороться, пока дышу».
Если с первых глав «Антихриста» почувствуете, что писано не о вас, что в душе нет ни капли этой скверны, а совесть не уколет воспоминанием, – не читайте дальше. Значит, в преступлениях против заповедей вы неповинны… или духовный взгляд затуманился настолько, что в зеркале не видите – себя.
Парадоксально, но ни один мастер не создал образ, олицетворяющий то время. Потому до сих пор чары посеребрённого (не серебряного!) века прельщают многих. «Ах, как они одарены, высокодуховны, творчески свободны в строчках и поступках!» – восторгается публика, ослеплённая блеском «культуры». А что есть суть той эпохи? Ложь, ложь и ложь. Слова и дела разделила пропасть вседозволенности. Раздвоение поразило всех: от чиновников и иерархов до поэтов и революционеров. Люди с двоящимися мыслями вещали о разумном-добром-вечном – а жили глупо и сеяли зло, нарушая и закон, и заповеди, поправ мораль и уничтожив совесть. Это был мир масок, царство позы, главенство жеста. Все хотели – выглядеть, произвести впечатление; эффектная фраза значила больше действия. И – ничего не значила… А за ней всплывала новая маска! И ещё, ещё… А потом – пустота. Ничто. Князь тьмы.
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты» (Мф. 23, 27). Такова суть ложной красоты, таков образ посеребрённого века.
В назидание, а не для развлечения читаем мы печальный дневник Печорина, познаём немощь Обломова, ужасаемся греху Раскольникова, болеем страстями Карениной. Странный человек замыкает когорту антигероев нашего времени.[9] Нашего – ибо ничего не изменилось. И снова тот же камень преткновения: а не душевредно ли знакомство с ним?.. Прельстить может и Библия, как в рассказе «Песнь песней»; любая книга требует разумения. «Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении; нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют» (Дан. 12, 10). «Поучения – путь к жизни» (Пр. 6, 23).
Искушённый должен помочь искушаемым (Евр. 2, 18). Сто лет назад это понял падший юноша. Он публично исповедовался в грехах своих и своего поколения, чтобы обрести жизнь вечную и избавить от страха смерти попавших в рабство страстей. И по Божьей милости смог изменить своё существо. В священстве о. Валентин стяжал дары благие и вразумил многие мятущиеся души. Убийца из к/ф «Остров» (реж. П. Лунгин, 2006) через непрестанную молитву и покаяние достиг чистоты духовной. И на это способен каждый! Потому издание собрания сочинений и сосредоточенное чтение – наш долг: перед автором и пред Господом.
«Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете её, равно как и то, что всякая ложь не от истины. Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1 Ин. 2, 21–22). Духовный смысл романа-исповеди – обличение врага, поражающего душу человеческую, – ясно выражен автором в послесловии. Цель – помочь людям победить зверя. Безобразный двойник действует в каждом из нас, после первородного греха это неизбежно. Как не сделаться его рабом, не предаться во власть смерти? Прежде всего, признать в себе и отделить от себя: назвать подлинным именем «Антихрист» и утвердиться, что он – не я. Этому и учит книга Свенцицкого. Определив христианство как полноту истины, увидев в нём задачу и смысл своего существования, он не мыслит спасения в одиночку. Религиозный опыт не должен быть личным достоянием, его надо передавать другим, дабы уберечь от тех же падений в те же ловушки.[10] «Записки» – карта духовного мира с указанием мест и способов вражеских нападений: вот на этой развилке бесы перевернули указатель, тут толкнут в омут блуда, здесь подсунут неверное знамение, а там заморочат логическими ухищрениями. Берегись, путник!
Как бы автор ни корил себя за литературные погрешности, ему удалось сделать поразительную вещь: пережитое душой выразить в художественных образах, причём с такой силой, что большинство читателей поверили в действительность событий. Пусть вразумят их слова из проповеди пастора Реллинга: «Груда фактов – не истина. А вы, кроме факта, ничего не знаете». Да, описанное не ложь, не выдумка, оно происходило, бытийствовало… только не всегда на примитивном материальном уровне. Духовный реализм – так надо определять художественный метод достойного продолжателя линии Достоевского.[11] Случилась редчайшая в искусстве вещь: плод воображения, творческое создание через органическую связь с душой автора облеклись в плоть и кровь. Почувствуйте, здесь не клюквенный сок – в настоящем бою за жизнь вечную страдает сердце человеческое, из последних сил хранящее и защищающее Бога. Как Он пролил за нас Честную Кровь, так и мы должны распять свою плоть со страстями и похотями (Гал. 5, 24). Надо выбирать: или потворство им и духовная гибель, или умертвление внутренней нечисти и рождение нового человека. Первое сулит преходящую сладость и оборачивается нескончаемой адской пыткой; второе означает муки и страдания ради Живой Жизни. Без боли и страшного разрыва с прошлым роды не бывают. Надежда обрести радость, не проходя скорбного пути, – иллюзия, поддавшиеся которой платят годами блужданий.
Только слепец считает, что нет над ним господина. Сила греха в том, что мы любим его. А значит,