type="note">[3298]. Эти важные отрасли промышленности, о которых ничего не сообщают античные источники, возникли, должно быть, в эпоху ислама.

В это время среди жителей деревни и города больше уже не слышно о надоедливой повинности тяжкого помола зерна на ручных мельницах: на реках стояли плавучие мельницы[3299], на ручьях постукивали водяные мельницы[3300]. Одна только «чертова река» Джируфта в Кермане <т.е. р. Халил-руд.— Д. Б.> приводила в движение 50 мельниц[3301], а в Басре даже взялись за разрешение одной из наиболее современных проблем гидравлики: в устьях каналов, почти целиком питавшихся водой за счет прилива, были выстроены мельницы, вращаемые отступающей во время отлива водой[3302]. Только там, где не было воды, зерно, мололи при помощи скота[3303]. Жители марокканского города Иджли испытывали священную робость перед закабалением воды: «У них еще до сих пор нет ни на одном ручье мельниц, и когда их спрашивают, что их от этого удерживает, они отвечают: Как можем мы заставить пресную воду вращать мельницы?»[3304]. Большие плавучие мельницы Вавилонии стояли на Тигре, а не на Евфрате, а именно в Текрите, Хадисе, ‘Укбара, Барадане и Багдаде, к этому надо еще добавить прославленные мельницы в Мосуле и Беледе. Последняя работала сезонно, только в те дни, когда в Вавилонию водным путем поступал очередной урожай зерна. Что же касается мельниц Мосула, то о них мы имеем более подробные описания: состояли они только из дерева и железа и были подвешены на железных цепях посредине протока. Каждая мельница (‘арба) имела по два жернова, каждый из которых ежедневно перемалывал по 50 верблюжьих вьюков зерна[3305]. Самая крупная мельница Багдада — мельница Патрикия — имела 100 жерноставов и, как говорят, ежегодно давала 100 млн. дирхемов дохода[3306].

О лесопильнях нигде не упоминается.

Передают, что еще убийца халифа ‘Омара I, перс родом из Нихавенда, вызвался построить мельницу, которую будет вращать ветер[3307]. Однако в IV/X в. еще только Афганистан пользовался для ветряных, мельниц своими сильными и чрезвычайно упорными ветрами, как, например, бад-и сад-у-бист руз, который называется так потому, что дует 120 дней подряд[3308]. Эти ветры держатся еще и теперь: «Северный ветер начинает дуть около середины июня и держится два месяца. Ветряные мельницы построены исключительно в расчете на него. Они имеют восемь крыльев и стоят позади двух устоев, между которыми ветер прорывается как клин. Крылья установлены вертикально на отвесно же установленном столбе, нижний конец которого приводит во вращение жернов, расположенный над другим жерновом»[3309]. Мы видим, таким образом, настоящую ветряную турбину! Сведения, приводимые ал-Гузули (ум. 815/1412), говорят о том, что их можно было регулировать подобно нашим водяным турбинам, открывая и прикрывая отверстия. «В Афганистане все мельницы и водочерпальные колеса приводятся в движение северным ветром и поэтому ориентированы только по нему. Этот ветер дует там постоянно, летом и зимой, однако сильнее и упорнее летом. Иногда он прекращается один или два-три раза на дню или в ночи, и тогда в этой местности стоят все мельницы и все водочерпальные колеса. Затем он опять дует и они тоже приходят в движение. На мельницах у них устроены люки (манафис), которые открываются и закрываются, чтобы ветра попадало то больше, то меньше. Потому что, когда он дует слишком сильно, мука горит и выходит черной, порой даже жернов раскаляется и разваливается на куски»[3310].

В области производства бумаги III и IV века хиджры также произвели великий переворот, освободивший писчее дело от монополии одной страны и существенно его удешевивший. Пока писали на папирусе — существовала зависимость от Египта[3311], теперь же «китайская бумага, изготовлявшаяся только в Китае и Самарканде, вытеснила из употребления египетский папирус и пергамент, на которых писали предки»[3312]. В конце III/IX в. ал-Йа‘куби говорит лишь о двух небольших городах Нижнего Египта, еще занятых выработкой папируса[3313]. Даже сицилийский папирус теперь в очень ничтожном количестве перерабатывался в писчий материал для правительства, большей же частью из него вили корабельные канаты[3314], как еще в эпоху Гомера[3315]. «Можно принять с большой долей вероятности, что приблизительно к середине X в. н.э. переработка в Египте папируса в материал для письма полностью заглохла. С 323/935 г. совершенно прекращаются датированные папирусы, в то время как в 300/912 г. появляются датированные документы на бумаге»[3316]. В то время лучшей бумагой в империи была заимствованная из Китая бумага кагиз, которая, однако, в руках мусульман подверглась изменению, имевшему всемирно-историческое значение. Они уничтожили зависимость бумаги от тутового дерева и бамбукового тростника, изобретя бумагу из тряпья[3317]. В III/IX в. бумагу производили в одном только Мавераннахре[3318], однако в IV/X в. бумажные фабрики имелись в Дамаске, в палестинской Тивериаде[3319] и в Сирийском Триполи[3320]. Но Самарканд все еще был основным центром производства бумаги. Ал-Хваризми в шутку извиняет одного друга тем, что тот, мол, не пишет писем, потому что живет очень далеко от Самарканда, и поэтому бумага (кагиз) слишком дорога для него[3321]. Около этого же времени библиотекарь библиотеки правителя Шираза повсюду собирает самую лучшую бумагу: «самаркандскую и китайскую»[3322].

Изготовление точных астрономических и математических приборов в Харране, этом последнем пристанище древнего звездного культа, было связано со своеобразным религиозным положением города[3323], точность харранских весов вошла в поговорку[3324]. А в городе паломничества, Иерусалиме, уже тогда вовсю шла процветающая и ныне торговля четками[3325].

26. Торговля

Передний Восток, насколько мы его знаем, был весьма далек от обусловленного силами природы разделения труда, когда мужчина производит товар, а женщина его сбывает. Только в Египте Геродоту бросилось в глаза, что торговлей там занимаются женщины. О североиранском городе Биййар сообщается: «Базар — в домах, а продавцами — женщины»[3326]. И у татар Марко Поло нашел, что «женщины занимаются всеми торговыми делами»[3327]. Но все воинственные народы, сменявшие друг друга, всегда смотрели на торговлю свысока. ‘Омару I, как наиболее законченному представителю старой мусульманской общины, предание вложило в уста слова, что ни один мусульманин не должен быть торговцем, ибо болтовня на базарах отвлекает от ислама[3328]. Отнюдь не из побуждений религиозного рвения, а лишь потому, что они были рыцари и феодалы, Омейяды с полным безразличием относились к фигуре