Молодая женщина спустилась в кухню. На ней были полотняные брюки и рубашка. Она долго простояла под душем и все же чувствовала себя так, будто вывалялась в грязи.

— Ты прав, Симон, я ничего не скажу Тошану, — сказала бледная как мел Эрмин, беря в буфете чашки. — Я вспомнила о своей свекрови. Фиделиас Трамбле добился своего, угрожая ей ножом. Он рассчитывал приняться за старое. Теперь я лучше понимаю, как яростно Тала хотела отомстить. Этот человек заставил ее предать мужа, унизил ее, смешал с грязью. Она не могла больше жить в мире с собой. Я не защищаю подобный вид скорого суда, но теперь я испытываю ненависть к Пьеру, а ведь я была к нему очень привязана. Нужно верить, что мой ангел-хранитель хорошо справился со своей работой, потому что избавил меня от худшего испытания.

Она отпила глоток чая. Симон последовал ее примеру, не отрывая от нее внимательных глаз.

— Не может быть! — воскликнул он. — Неужто ты веришь в ангелов?

— Да, верю, — подтвердила Эрмин. — Доказательство: ты меня спас. И я благодарю тебя от всего сердца. Сознание мое затуманилось, силы были на исходе, и тут ты пришел мне на помощь.

Внезапно Эрмин заметила печать усталости на лице Симона. Ей показалось, что он похудел и чем-то озабочен.

— У твоих родителей все в порядке? Бетти скоро рожать.

— Отец немного успокоился. Теперь я могу передохнуть, я устал играть роль сторожевого пса. Сегодня утром мама жаловалась, что у нее ломит поясницу. Боже мой, ну почему она решила рожать еще раз?

— Тут не выбирают. Я консультировалась с врачом. Я думала, что беременна, но это не подтвердилось. И потом, я помню, что твоя мама мечтала о большой семье. В наших краях у женщин бывает и по десять детей. Шарлотта мечтает подарить тебе кучу маленьких чудовищ!

— Мне вполне хватит и одного! — возразил Симон. — Но я буду заботиться о нем.

— Конечно! Но Шарлотта утверждает, что ты хотел бы много детей.

— Моя невеста выдумывает. Скажи, разве болтовня способствует высокой нравственности? Я беспокоюсь за тебя. В последние месяцы тебе выпало немало хлопот!

— Я чувствую себя лучше, — сказала Эрмин. — И все потому, что ты мне сказал. Не следует жаловаться на судьбу, когда в Европе творится такое. Странно, однако я только что заметила, что могу говорить с тобой о том, о чем с трудом удается с Тошаном. Я, наверное, тебе надоела. Мужчины предпочитают беседы о спорте, войне, автомобилях…

— Ну, не все же! Разговоры на другие темы только доказывают, что некоторые особи наделены умом! — пошутил Симон. — И потом, мы с тобой вполне можем поговорить о санях, коньках, об упряжи. Я прекрасно представляю, что мог бы принять участие в гонке на собачьих упряжках!

— Но этим можно заниматься только зимой, — заметила Эрмин. — А что ты будешь делать весной и летом?

— Буду работать в саду, разводить скот. Куплю петуха и кур.

Они рассмеялись, но напряжение не ушло. Эрмин делала вид, что обрела былое спокойствие, но по-прежнему ощущала на своем лице пьяное дыхание Пьера, прикосновение его рук.

— Судьба иногда играет с нами в странные игры, — произнесла она меланхолическим тоном. — Я была влюблена в Пьера в четырнадцать лет, потому что он меня однажды поцеловал на прощание на улице Сен-Жорж. Я мечтала о нем целых полгода, будто о принце. Сегодня же я увидела просто пьяницу, хама, который считает, что все женщины должны принадлежать ему. А ведь я была так счастлива еще сегодня утром, и вчера тоже! Жизнь казалась на удивление прекрасной: цветущие яблони, легкий бриз на озере, столько ярких цветов после монотонной белизны бесконечной зимы. И зря я была столь беззаботна. Почему не заперла дверь? Может, это предупреждение, Симон? Нужно быть осторожным и все время ждать, что на тебя может обрушиться несчастье?

Симон взглянул на нее со странным выражением. Он было собрался ей ответить, но не произнес ни слова и только пожал плечами.

— Мы были слишком беззаботны, и я, и мои родители, — продолжала говорить Эрмин. — Луи не попал бы в руки Поля Трамбле, сообрази я, что братик забыл своего плюшевого мишку на крыльце приходской школы. А вечером никто не слышал, как он вышел из дома. Это похищение могло обернуться настоящей трагедией. Луи спасся чудом, а Тошан просто смотрел в лицо смерти. Вспомни и заключительный акт этой драмы, когда в санатории Амели Трамбле потрясала револьвером, считая моего мужа убийцей. И тогда я ничего не почувствовала. Как было бы прекрасно, в самом деле, если бы мы были наделены всевозможными паранормальными способностями и дарами!

— Как Киона? — спросил Симон. — Мимин, я же не идиот! Когда она, потеряв сознание, пришла в себя и сказала, что в ее кузена Шогана стреляли, разве не ты заметила, что индейцы придают большое значение своим снам и считают их вещими видениями?

Молодая женщина с облегчением вздохнула. Симон не знал главного: Киона способна перемещаться в пространстве, как в тот раз, когда она появилась у источника.

— Не обращай внимания на то, что я говорю! — оборвала разговор Эрмин. — Киона очень нервничала во время своего короткого пребывания в Валь-Жальбере.

— Но ведь Бушар действительно стрелял в Шогана!

— Да, стрелял, — согласилась с ним Эрмин. — Одно очевидно: никто не знает своего будущего. Я хочу защитить своих детей, хочу, чтобы Тошан был со мной, но вот начинается война. Отец следит за происходящим, внимательно слушая радио. Если Соединенные Штаты примут участие в конфликте, пламя охватит весь мир. Думаю, если бы не семья, я бы сражалась против фашизма. Конечно, это может показаться смешным, но женщины тоже могут быть полезны, в Красном Кресте, в госпиталях…

Симон бросил на нее взгляд, полный отчаяния, и закурил новую сигарету. Руки у него тряслись.

— В таком случае ты должна считать меня трусом! У меня так нет никакого желания облачаться в военную форму, вооружаться для того, чтобы умереть где-нибудь в Европе, вдали от собственного дома. Арман опередил призыв, и это повергло меня в изумление. Теперь я им восхищаюсь. Я не думал, что он такой храбрый.

— Так значит, ты женишься на Шарлотте, чтобы избежать армии? — тихо спросила его Эрмин. — Ты боишься стать солдатом? Скажи честно, Симон, я не буду ругаться.

— Да нет, не только. Я влюблен в Шарлотту, я хочу разделить с ней жизнь и сделать ее счастливой. И если можно остаться здесь при условии, что я женюсь, то было бы глупо лишать себя этого.

В этом он не солгал. Эрмин не стала докапываться до прочего. Взрывы смеха, доносившиеся с улицы, заставили ее вздрогнуть. Она узнала звонкий хохот Мари и Лоранс.

— Дети идут. Тала с Мадлен тоже, наверное, близко.

Эрмин встала.

— Спасибо. Ты мой друг, настоящий друг, — тихо сказала она, положив руки на плечи Симона. — Главное, ни слова о Пьере…

Едва Эрмин успела произнести эти слова, как Мукки влетел в комнату с белым пером в руке.