— А как… — спросил я робко, — как поживает… э… Тигр?

— Лучше некуда, — бодро ответила миссис Гиббонс и взглянула на часы, украшавшие каминную полку. — Он вот-вот вернется, тогда сами посмотрите.

Не успела она договорить, как Сеп поднял палец:

— По-моему, уже заявился.

Он направился к двери, открыл ее, и наш Оскар переступил порог со всем своим величавым изяществом. Увидев Хелен, он мигом вспрыгнул ей на колени. Она радостно вскрикнула, поставила чашку и принялась гладить пестрый мех, а кот под ее ладонью выгнул спину, и кухню огласило знакомое мурлыканье.

— Он меня узнал! — шептала Хелен. — Он меня узнал!

Сеп радостно закивал.

— А как же! Вы ведь его вызволили из беды. Он вас никогда не забудет. И мы тоже, верно, мать?

— Да уж само собой, миссис Хэрриот, — ответила его жена, намазывая маслом ломтик имбирной коврижки. — Вы же такое доброе дело для нас сделали! Обязательно к нам заглядывайте, как еще будете в наших краях.

— Спасибо, — ответил я. — Непременно. Мы часто бываем в Бротоне.

Я нагнулся, почесал Оскару шею и опять обернулся к миссис Гиббонс:

— Кстати, ведь уже десятый час. Где он пропадал весь вечер?

Она перестала намазывать коврижку и уставилась в одну точку:

— Погодите, дайте сообразить. Нынче же четверг, верно? Значит, йогой занимался, не иначе.

* * *

Вот и кончилась еще одна глава моей жизни, подумал я, захлопнув дверь купе и втискиваясь на сиденье между толстушкой в форме женской вспомогательной службы военно-воздушных сил и крепко спящим капралом.

Вероятно, я выглядел типичным демобилизованным солдатом. Голубую форму у меня забрали, выдав взамен «увольнительный костюм» — жуткое одеяние из бурой саржи в лиловую полоску, в котором я смахивал на старомодного гангстера. Зато мне оставили форменную рубашку с галстуком и блестящие сапоги — они теперь казались добрыми старыми друзьями.

Мои скудные пожитки, включая «Ветеринарный словарь» Блэка (я не расставался с ним все время моей летной карьеры), лежали на полке в фибровом чемоданчике того типа, который пользовался особой популярностью у низших чинов. У меня не было даже пальто, о чем я не замедлил вспомнить, потому что в вагоне скоро стало холодно, а путь до Дарроуби мне предстоял неблизкий.

Под конец я сменил поезд на автобус — тот же самый маленький, тряский, дребезжащий автобус, который несколько лет назад вез меня в неведомое будущее. И шофер был тот же самый. А потому, когда в голубой дали вновь начали подниматься холмы, время, разделявшее эти две поездки, словно исчезло: в свете раннего утра я видел знакомые фермы, каменные стенки, убегающие вверх по травянистым склонам, и деревья, клонящие ветви над рекой.

Часов в десять мы загромыхали по булыжнику рыночной площади, и на лавке, в дальнем ее конце, я прочел вывеску: «Дарроубийское кооперативное общество». Солнце поднялось уже высоко и припекало ярусы черепичных крыш на зеленом фоне уходящих ввысь холмов. Я сошел, автобус отправился дальше, и я остался стоять рядом со своим чемоданчиком.

И снова все было как в тот раз: душистый воздух, тишина и площадь — совсем безлюдная, если не считать стариков, сидящих под башенкой с часами. Один из них оглянулся на меня.

— А, мистер Хэрриот! — сказал он невозмутимо, словно видел меня только вчера.

Передо мной от площади отходила улица Тренгейт и, загибаясь, исчезала за бакалеей на углу. Почти вся протяженность этой тихой улочки с церковью у ее конца была скрыта от моего взгляда, и я давно уже не ходил по ней. Но стоило мне закрыть глаза, как я увидел Скелдейл-Хаус и плющ, увивший его стены до маленьких окошек под самой крышей.

Там мне придется начать все сначала, там я узнаю, сколько я забыл и смогу ли снова лечить животных. Но пока еще я туда не пойду, пока еще не пойду…

С того дня, как я впервые приехал в Дарроуби в поисках работы, случилось очень многое, но тут мне вдруг пришло в голову, что между моими тогдашними обстоятельствами и теперешними почти нет разницы. Тогда все мое имущество исчерпывалось старым чемоданом и костюмом, который был на мне. Как, в сущности, и теперь. С одной только чудесной разницей: теперь у меня были Хелен и Джимми.

А потому все выглядело иначе. Пусть у меня нет ни денег, ни даже дома, который я мог бы назвать своим. Но меня ждут жена и сын, а там, где они, там и мой дом. И вместе с ними меня ждет Сэм. До фермы отца Хелен от города было неблизко, но я поглядел на тупые носки сапог, выглядывающие из-под штанин. Пока я был в авиации, меня научили не только летать, но также и ходить в строю, и несколько миль казались мне пустяком.

Я крепко ухватил ручку своего фибрового чемодана, свернул на ведущее из города шоссе и, печатая шаг — левой-правой, левой-правой, — пошел по дороге, которая вела домой.

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

Книги Джеймса Хэрриота о сельской жизни стали феноменом 70–80-х годов: они издавались миллионными тиражами. Писателю не исполнилось и 50 лет, когда он стал известен под именем Джеймса Хэрриота. До этого он был Дж. А. Альфом Уайтом, практикующим хирургом-ветеринаром, наделенным талантом рассказчика. И даже после того, как к нему пришла мировая известность, он продолжал считать себя просто рассказчиком.

Альф Уайт был шотландцем. В 1939 году он закончил Ветеринарную школу в Глазго и начал практиковать в графстве Йоркшир, где и прожил всю жизнь. Даже выйдя на пенсию, Альф Уайт продолжал работать ветеринаром. Однако его приемную чаще, чем пациенты, заполняли туристы, ожидающие автографа, и он всех встречал с добрым чувством юмора. Когда люди спрашивали его, почему он не ищет уединения, Уайт отвечал, что ему нравится такая жизнь и он не собирается ее менять.

Джеймс Хэрриот дал понять миллионам людей, что ветеринария является не только наукой, но и искусством. Он был удостоен почетных степеней доктора ветеринарной медицины Ливерпульского университета и доктора литературы университета Хэриот-Уатт. В 1979 году Альф Уайт стал офицером Британской империи. Но выше всего он ценил признание коллег, предложивших ему в 1975 году почетное членство в Британской ветеринарной ассоциации: «Альф, мы знаем, что ты толковый ветеринар —