– Валентин, мы не о том! Для капитана я и пальцем не шевельнул бы, даже если б передо мной на колени встали.

– Так девица перед Проэмперадором и встала. После чего попыталась прислать ему голову, как она полагала, возлюбленной. Взгляни на это с другой стороны. Что ты скажешь, если невеста убитого солдата, чтобы отплатить спасенной тобой Гизелле, подожжет дом ее отца, а потом проберется в Старую Придду и зарежет твою мать?

– Чушь!

– Да, причем по двум причинам. Во-первых, увезти девицу фок Дахе ты не сможешь, во-вторых, она любит только себя. Соответственно, убив ее отца, больно ей не сделать. Она, похоже, сама его почти убила.

Полковник за какие-то четверть часа и впрямь превратился в привидение, но что поделать, если в девичью головку вмещается только одно горе?

– То есть ты отказываешься?

– В данном случае. На земле и так слишком много гадюк.

– Хорошо, я все сделаю один. Надеюсь, ты не донесешь.

– Нет, разумеется. Впрочем, не думаю, что будет на что доносить, и уж точно это не помешает мне накормить тебя ужином. Если ты, разумеется, станешь теперь ужинать.

– Стану, кляча твоя несусветная!.. Проклятье, я же рассчитывал на твои таланты. Ну не умею я письма подделывать! Ладно, приказ будет устным, а мою физиономию не спутаешь… Только ты, выцарапывая Алву, вряд ли думал о тех, кого при этом убьют. И выспрашивать у тех, кто тебе доверял, тоже не стеснялся. Ты – молодец, Гизелла – дура, но вели-то вы себя одинаково.

– Передергиваешь.

Придд и не думал закипать, Арно тоже не злился – просто было горько, что друг, а Валентин успел стать именно другом, отказывает в помощи. Не из страха, потому что не согласен, и его с этого несогласия не своротить.

– У меня была сестра. – Спрут подвинул кувшин с рябиновыми ветками и принялся собирать разложенные книги. – Если не трудно, положи вот это на бюро… Однажды она убила – видимо, из любви, как она ее понимала; семья ее защитила, и началась ненависть. Габриэла не желала ненавидеть себя и потому возненавидела нас. Смерть родителей сделала ее счастливой почти на месяц, потом ей захотелось большего. В конце концов сестра убила снова. Этого не доказать, но я не сомневаюсь, что графа Гирке утопила она. Меня Габриэла не трогала лишь потому, что ждала, когда я буду счастлив и очень не захочу умирать.

– Теперь до меня дошло… – Вот так и понимаешь, с чего Валентин был сосулька сосулькой! – Извини.

– Не за что. Будешь пить?

– Бокал выпью.

– Вино торское.

– Пусть.

Кислое вино и жирные колбаски с капустой… Герцог Придд, прежний герцог Придд, вряд ли такое взял бы в рот. Полковник Зараза и не заметил, как перестал быть сынком супрема.

– Ты очень изменился после Лаик, – негромко сказал Придд. – Я, видимо, тоже?

– Леворукий… Именно об этом я и думал! Но если изменились мы, почему бы не измениться Гизелле? Живой. Мертвые не меняются.

– Такие, как она или моя сестра, в известном смысле умирают при жизни. Ты согласен с тем, что заложники на войне – неизбежное зло?

– Пожалуй…

– Война списывает многое и еще больше требует, но тот, кто переносит правила войны в мирную жизнь, должен быть уничтожен. Вне зависимости от того, женщина он или мужчина, везло ему или нет. Если б гаунау принялись по ночам убивать наших солдат, твой брат за одного вешал бы десяток, а вот Бруно вешал марагов уже без всяких «если». Вздерни он в отместку за Ор-Гаролис тебя, ведь в Двадцатилетнюю дриксы так и поступали, мы в ответ расстреляли бы Фельсенбурга, но это война, а на войне нет места личному.

Война существует по законам смерти, мир – по законам жизни. На войне мы убиваем, обманываем, грабим. Врагов. У них нет лиц и имен, они нам лично ничего не сделали, но они носят чужой мундир и вредят Талигу. Ты мне напомнил о том, что я сделал в Олларии, но это тоже была война. Не скрою, обманывать тех, у кого есть лицо, голос, взгляд, – труднее. Не знаю, как бы я выдержал, если бы господин Альдо был таким, как герцог Эпинэ, а на месте Окделла оказался ты, только в Аконе нет вражеских солдат и нет узурпатора. Зато здесь живет девушка, готовая убить свою ровесницу, чтобы причинить боль другому человеку. Тебе ее все еще жаль?

– Да! А ты ее просто не видел.

– Ты это уже говорил. Это не аргумент.

– Аргумент, – Арно поднял бокал, – лучший из всех. Ты, господин Зараза, ее просто не видел.

400 год К. С. Ночь с 4 на 5-й день Осенних Волн

Звезды висели на ветвях, будто каштаны, и, как каштаны, они срывались и падали, превращаясь в иглу, за которой тянется мерцающая нить. Мэллит пыталась узнать созвездия, что висели над Агарисом, но северное небо было другим. Гоганни куталась в шаль и думала о том, что добрая Бренда все еще плоха, а в доме мало хлеба и ночуют двое мужчин, которые встанут голодными. Если они будут долго спать, можно успеть на рынок, только будут ли там достойные куры?

Становилось все холодней, пора было закрывать окно, задвигать смешную заслонку на печной трубе и готовить постель. Девушка отвернулась от звезд и тронула непривычно большой башмак. Она обещала полковнику перевязать сбитые ноги, но отдирать присохшую ткань не хотелось, а в доме отца негнойные раны тревожили раз в день. Когда Мэллит разогнулась, звезды заступила высокая тень. Мужчина стоял на той самой развилке, что так помогла утром.

– Сударыня, – сказал гость, и гоганни узнала Проэмперадора, – вас не затруднит посторониться?

Мэллит отшагнула; она ставила ноги ребром, но все равно стало больно, и боль помешала заметить прыжок.

– Выйти таким путем легче, чем войти, – первородный Лионель закрыл окно, – тем не менее вы рисковали.

– Я умею, – сказала гоганни прежде, чем подумала, и ей пришлось продолжить: – В Агарисе я выходила из своей спальни через окно, но там дерево росло ближе. Я боялась, только другой дороги не было.

– Одна из великих истин, – спокойно подтвердил победитель дриксов. – Если нет другой дороги, приходится прыгать. Вам лучше сесть.

– Да…

– Так садитесь. Сегодня выдался странный день, давайте и закончим его странно.

– Первородный Лионель поднялся из сада?

– Нет, прошел по карнизу, в детстве мы с братом часто так развлекались – правда, башенки Сэ заметно выше.

– Но почему… первородный отверг дверь?

– Потому что открыто было окно.

– Я должна что-то вспомнить?

– Не думаю. Ночь, открытое окно и свет в нем притягивают мужчин. Разве вы этого не знали? И разве вы смотрели на звезды просто так, ничего и никого не ожидая? О чем вы думали?