принесенных жертв. - (Из публики слышится чей-то нервный, истерически взвизгивающий фальцет: «Какое там! Чуть кастратом, мерзавец, не сделал, а проку - шиш! Да за такие садистские штучки убивать надо!») - Спокойствие, господа, час избавленья близок! Счастливый случай позволил мне найти единственно верное решение этой... гм... животрепещущей проблемы... - Благодарный взгляд Мефистофеля в сторону скромно потупившейся Луны. - Честь имею представить, господа... - По сигналу профессора из-за кулис с достоинством вышел благообразный, облаченный во фрак шимпанзе и, подойдя к краю подиума, учтиво поклонился аплодирующей аудитории. - Честь имею представить, господа, спасителя большой коммерции, ниспосланного нам самим провидением! Да, да, господа, вы не ослышались, сие скромное, не отличающееся высоким интеллектом создание, которое, возможно, кому-то покажется даже примитивным, воистину является избранником Творца, призванным в наше смутное время исполнить свою священную миссию и даровать страждущему человечеству - в первую очередь вам, высокочтимые господа коммерческие советники, ибо услуга эта будет, полагаю, весьма дорогостоящей, - свои могучие половые железы. Сама по себе операция для опытного хирурга особых трудностей не представляет: половые железы сего милейшего представителя земной фауны иссекают и пересаживают какому-нибудь видному финансисту вместо его собственных. А дабы вы, господа, не чувствовали себя подопытными кроликами, спешу успокоить вас: лично мной был проведен ряд предварительных экспериментов, и - аплодисменты, господа! - успех этих опытных операций превзошел мои самые смелые ожидания! Он был поистине ошеломляющ! Первую пересадку я сделал одному дряхлому семидесятичетырехлетнему брюзге англичанину. Сразу после операции этот еще несколько дней назад дышавший на ладан старикашка ощутил такой прилив сил, что немедленно воспылал неукротимой страстью... гм... к альпинизму и тут же, не сходя с больничной койки, совершил блистательное восхождение... пардон, господа... на Юнгфрау[175].

К сожалению, позднее он предпочел этому благородному спорту виски и кончил дни свои под забором...

Мефистофель вынужден был прервать свою речь, так как собравшиеся устроили ему настоящую овацию, мне же от этих бешеных рукоплесканий и восторженных криков «браво» стало совсем плохо, и я попросил Луну проводить меня до выхода.

Покинув полотняный чертог профессора Бараноффа, мы вновь вернулись к лавке с кокосовыми орехами. Тут я не выдержал и забросал мою шкодливо хихикавшую спутницу самыми жестокими упреками.

- Неужели у вас нет ни капли совести, мадам! Ведь это же чистой воды афера! - воскликнул я в сердцах. - Как будто вы, не смотря на ваше высокое положение, не могли внушить несчастному, погрязшему в пороке человечеству никаких более светлых и возвышенных идей, чем этот отвратительный бред с половыми железами? И ведь эта безумная мистификация вашего русско го протеже может иметь весьма печальный исход. Эдак по про шествии нескольких десятилетий на этой грешной земле по вашей милости останутся одни коммерческие советники, торговцы и ростовщики!..

- Да не волнуйтесь вы так, сын мой! - усмехнулась древняя как мир и поразительно хорошо для своих лет сохранившаяся дама и, напустив на себя серьезность, принялась успокаивать меня: - Ведь из уст Бараноффа вы узнали только о начале грядущей мировой эпохи! О дальнейшем ее развитии я вам сама поведаю, но, вы уж меня извините, коснусь лишь отдельных, наиболее важных вех, так как время мое на исходе. Сами видите, еще несколько минут, и я должна убывать... - Кокетливым жестом она извлекла из- за корсажа миниатюрный календарик и указала на выделенную красным цветом дату: - Даже мы, небожители, обязаны соблюдать регламент! Ну да ладно, вернемся к нашим баранам... Итак, допустим, что коммерческие советники всех рангов пролонгируют свою жизнь до бесконечности. Допустим, им удастся - до известной степени благодаря эндосмосу - сохранить те специфические черты характера, которые присущи их профессии, пусть даже они сумеют, по-обезьяньи пародируя самих себя,

достаточно эффективно осуществлять коммерческую деятельность своих фирм. Однако, если вы меня спросите, будут ли они преуспевать, я вам отвечу: нет! Почему? Да потому что до последнего времени обезьяны оставались, пожалуй, единственно честными среди человекообразных существ. Само собой разумеется, эта их пресловутая честность после прививки половых желез благополучно ассимилируется ничего не подозревающими коммерческими советниками, и тогда дальнейший ход событий нетрудно предугадать: он будет развиваться но двум возможным сценариям - либо спекуляции на бирже и банковская деятельность станут чем-то вроде циркового аттракциона, такими же радостными и веселыми, что, конечно, более чем сомнительно, либо все ваши финансисты разорятся и вымрут, как в свое время вымерли мамонты... Впрочем, во всей этой истории я усматриваю еще один, третий, вариант, который, на мой взгляд, полностью отвечает духу времени: наука, смею вас уверить, сын мой, стоять на месте не будет - для этого господа ученые настроены слишком идеалистически, - стало быть, эта восхитительная в своем сумасбродстве авантюра с бессмертием не ограничится опытами профессора Бараноффа и ваши любознательные ученые мужи не устоят перед искушением прямо противоположного эксперимента, когда половые железы какого-нибудь прожженного биржевого спекулянта будут пересажены невинному шимпанзе. Последствия сей судьбоносной для рода человеческого акции я предоставляю вашей творческой фантазии - вы ведь, сын мой, натура возвышенная, поэт! Льщу себя надеждой, что диктатура джунглей - это самое меньшее, чего следует ожидать в этом случае! Да, в презабавный вертеп обещает в скором времени превратиться этот ваш земной шарик! Ну что же, поживем - увидим... Надеюсь, сын мой, теперь вы не будете меня упрекать за то, что я недостаточно пекусь о благе «несчастного, погрязшего в грехе человечества»!..

И прежде чем я нашелся, что ответить на эти исполненные ядовитого сарказма слова, моя зловещая собеседница была уже далеко - холодно ухмылялась, глядя на меня сверху вниз со своего недосягаемого поднебесья. Я все еще чувствовал нежное пожатие ее холеной ручки - впрочем, это могла быть и рука того

настырного врача, который как раз сейчас щупал мне пульс. Неужели все это - и свидание с Луной, и посещение обезьяньего театра - мне привиделось?..

Проклятье, этот зануда в белом .халате опять открыл рот!

- Господин Майринк, господин Майринк, да придите же наконец в себя! Сдается мне, сударь мой, у вас лунный удар... Нет, вы в самом деле как будто с луны свалились, ну разве будет человек нормальный, здравомыслящий, несмотря на все полицейские предписания, в полнолуние с непокрытой головой ночь напролет, словно сомнамбула, слоняться по пустому Октябрьскому полю?..

Оккультизмом я занимаюсь с двадцати четырех лет[176], и чем дальше продвигаюсь в изучении этой таинственной науки, тем все более важной и интересной представляется она мне. Поначалу мое внимание привлек спиритизм - уж очень мне тогда хотелось самому убедиться в истинности паранормальных феноменов! На протяжении ряда лет я приглашал к себе в Прагу лучших медиумов и проводил спиритические сеансы; количество их исчислялось уже несколькими сотнями, а результат всегда был один и тот же: ничего - все те весьма сомнительные кунштюки, свидетелем которых я становился, как правило, объяснялись сознательной или бессознательной мистификацией со стороны испытуемых. Я уже хотел было положить конец этим бессмысленным экспериментам, когда однажды, во время пребывания в Левико, «случай» - эта инкогнито путешествующая судьба, как очень точно выразился один русский писатель, - завел меня в некий пользующийся дурной славой дом с привидениями, где мне представилась редчайшая возможность воочию наблюдать такие из ряда вон выходящие медиумические феномены, что все мои сомнения разом рассеялись и я вынужден был признать: иногда, чрезвычайно редко, происходят явления, которые, словно насмехаясь над достижениями современной науки, ставят с ног на голову большую часть фундаментальных физических законов. С тех пор я прекратил свои опыты в области спиритизма и уже не предпринимал наивных попыток непременно, хотя бы одним глазком, заглянуть в «загробное царство» - тех поистине поразительных свидетельств существования потустороннего мира, которые мне с такой ошеломляющей очевидностью продемонстрировали в Левико, было достаточно. Я решил ограничиться занятиями йогой -той традиционной восточной практикой, которая позволяет человеку подняться на более высокие духовные ступени бытия.