– Какая ты все-таки умная, матушка. Я так рада, что ты у меня есть, потому что ты такая умная.

– Добровольцы нашлись?

– Они все пойдут. Они хотят посмотреть на золото. И пугать людей.

– Мне понадобятся те, кто умеет читать. И те, кто умеет считать.

– Хорошо. Скажи, матушка, почему же они обретают силу? Что случилось?

Шурк указала взглядом на грязную квадратную башню у них за спиной.

– Вот что, Кубышка.

– Башня Азатов?

– Да.

– А, теперь понимаю, – сказала девочка. – Она умерла.

– Да, – кивнула Шурк. – Умерла.

Когда матушка удалилась, ведя за собой тысячи призраков, Кубышка подошла ко входу в башню. Некоторое время рассматривала каменные плиты мостовой перед дверью, потом выбрала одну и присела перед ней на колени. Выковыривая плиту, она обломала себе ногти и удивилась, когда пальцы обожгло болью, а на кончиках их появилась кровь.

Она не призналась Шурк, как тяжело было говорить с призраками. Последнюю пару дней бесконечный гул их голосов начал увядать, словно девочка оглохла. Зато другие звуки – ветер, шорох мертвых листьев, шебуршание усыпавших двор насекомых – слышались так же четко, как и раньше. С ней что-то происходило. Ускорилась похожая на удары вибрация в грудной клетке, теперь она случалась по шесть или восемь раз на дню. Давние трещины на коже стали затягиваться новой кожей, розовой, а сегодня утром вдруг захотелось пить. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла – или, скорее, вспомнила, – что такое жажда, что означает это чувство. Но когда она наконец нашла лужицу стоячей воды на дне одной из усеявших двор ям, вкус оказался восхитителен. Происходило столько перемен, что Кубышка в них совсем запуталась.

Она оттащила плиту на край двора и присела рядом. Вытерла пыль с гладкой, отполированной поверхности. В камне просматривались забавные рисунки: раковины, отпечатки тростинок с округлыми, похожими на луковицы клубеньками корней, пупырчатые кораллы. Крошечные кости. Неведомый резчик как следует постарался, чтобы сотворить из мертвых созданий красивую картинку.

Она бросила взгляд вдоль дорожки, сквозь ворота и на улицу. Странно, что сейчас там никого нет. Ничего, это ненадолго.

Кубышка подняла голову и улыбнулась, увидев, что идут дядюшка Брис и с ним старик со стеклянными глазами. Старика она раньше не видела, и все же он был ей знаком.

Они заметили ее, и Брис, миновав ворота, зашагал навстречу. Старик следовал за ним, ступая неуверенно, словно сильно нервничал.

– Здравствуй, дядюшка! – воскликнула Кубышка.

– Кубышка, а ты сегодня выглядишь… получше. Я привел гостя, это седа Куру Кван.

– Тот самый, который всегда смотрит на меня, но не видит. Но все равно смотрит.

– Впервые об этом слышу, – удивился седа.

– Ты смотришь не как сейчас, – объяснила Кубышка. – Без этих штук на глазах.

– Ты хочешь сказать – когда я смотрю на Седанс? Тогда я тебя вижу, но не вижу?

Она кивнула.

– Башня Азатов умерла, дитя мое, однако ты осталась. Ты была ее стражем, пока она была жива – в отличие от тебя. Скажи мне, ты по-прежнему ее страж? Теперь, когда она мертва – в отличие от тебя?

– Разве я не мертвая?

– Не совсем. Внутри у тебя сердце. Оно было ледяным, а теперь стало… оттаивать. Я не понимаю заключенной в нем силы и, надо признаться, побаиваюсь.

– Мой друг говорит, что ему, возможно, придется меня убить, – улыбнулась Кубышка. – А еще он говорит, что, скорее всего, все-таки не придется.

– Почему?

– Он говорит, что сердце не проснется. Не до конца. Поэтому Безымянная и выбрала мое тело.

Губы старика зашевелились, однако наружу не вырвалось ни звука. Дядюшка Брис с озабоченным выражением на лице шагнул к нему.

– Седа! Вам плохо?

– Безымянная? – Старика била дрожь. – Это место – теперь это Обитель Смерти, да? Оно стало Обителью Смерти?

Кубышка взялась за плиту и подняла вверх. Та была тяжелой, хотя и не тяжелей покойника, так что Кубышка справилась.

– Это для твоего Седанса. Для места, куда ты смотришь, когда не видишь меня.

– Плитка…

Кубышка положила плиту перед Куру Кваном, но тот уже смотрел куда-то вдаль.

– Седа, – снова вмешался дядюшка Брис, – я не понимаю, что сейчас произошло?

– Наша история… оказывается, в ней столько неверного. Безымянные жили во времена Первой империи. Это был культ. И его уничтожили. Подчистую. Он не мог пережить уничтожения, однако получается, что пережил. Мало того, он пережил и саму Первую империю.

– Что-то наподобие культа смерти?

– Нет, они служили Азатам.

– Тогда как получается, – спросил Брис, – что они позволили умереть этой башне?

Куру Кван покачал головой.

– Быть может, они считали смерть башни неизбежной. И приняли меры против тех, кто лежит в могильнике и мог бы вырваться, когда она умрет. Возможно, явление Обители Смерти вообще никак с ними не связано.

– Тогда почему она все еще страж башни?

– Возможно, она уже не страж, Брис. Она задержалась, чтобы противостоять тем, кто вот-вот вырвется из могильника. – Взгляд седы вернулся к Кубышке. – Дитя мое, ты здесь ради этого?

Она пожала плечами.

– Ждать осталось недолго.

– А тот, кого башня Азатов выбрала тебе в помощь, успеет выбраться?

– Не знаю. Надеюсь, что успеет.

– Вот и я надеюсь, – вздохнул Куру Кван. – Что ж, дитя мое, благодарю за плитку. Но я по-прежнему удивлен, что ты знаешь о новой Обители.

Кубышка извлекла из волос насекомое и отшвырнула его в сторону.

– Мне рассказал тот красивый мужчина.

– У тебя бывают другие гости?

– Только один раз. Обычно он лишь прячется в тени на другой стороне улицы. Или идет за мной, когда я охочусь – но всегда молчит. То есть до сих пор молчал, а сегодня он пришел сюда и поговорил со мной.

– Он сказал, как его зовут? – спросил седа.

– Нет. Он очень красивый. Только он сказал, что у него уже есть девушка. Много девушек. И юношей тоже много. И потом, мне нельзя никому отдавать сердце. Это он так сказал. Он свое никому не отдает. Никому-никому.

– И этот человек рассказал тебе про Обитель Смерти?

– Да, дедушка. Он о ней все знает. Он сказал, Обители не нужен новый страж, потому что трон уже занят – во всяком случае, в других местах. Скоро будет и здесь. Я уже устала от разговоров.

– Конечно, Кубышка, – откликнулся Куру Кван. – Тогда, если ты не против, мы пойдем.