– Катарина Лосс, – повторил Гвин. – Она знает. Что ты… что ты была… – он нахмурился. – Прости. Я не знаю, как это сказать. Что родители назвали тебя Дэвидом?

– Она знает, – подтвердила Диана. – Но тогда еще не знала. В Таиланде я жила как женщина, которой я и явдяюсь. Я одевалась как женщина. Арья представляла меня как свою сестру. Я была счастлива. Впервые почувствовала себя свободной, и выбрала имя, выражавшее эту свободу. Оружейная лавка моего отца всегда называлась «Стрела Дианы», в честь гордой и свободной богини охоты. Я взяла себе имя Диана. Я Диана. – Она отрывисто вздохнула. – А потом мы с сестрой отправились исследовать остров, где, по слухам, водились демоны-тотсаканы[59]. Оказалось, что это никакие не демоны, а голодные привидения. Мы сражались, но обе были ранены. Катарина нас спасла. Спасла меня. Когда я очнулась в маленьком домике неподалеку, Катарина за нами ухаживала. Я поняла, что она видела мои раны – видела мое тело. Я поняла, что она знает…

– Диана, – глубоким голосом произнес Гвин и протянул руку. Но Диана покачала головой.

– Не надо, – сказала она. – А то я не смогу договорить. – В ее глазах сверкали непролитые слезы. – Я завернулась в свои лохмотья. Попыталась позвать сестру. Но она была мертва – умерла, пока Катарина за ней ухаживала. И тогда я совсем сломалась. Я всё потеряла. Моя жизнь была разрушена. Так я тогда думала. – По ее щеке скатилась слеза. – Катарина выходила меня от ран и спасла от безумия. Я не одну неделю просидела там с ней, в этом домике. И она со мной говорила. Подарила мне слова, которых мне всегда не хватало. Тогда-то я впервые и услышала слово «трансгендер». Я разрыдалась. Я никогда прежде не осознавала, сколь многого можно лишить человека, запретив ему описывать себя теми словами, которые ему нужны. Откуда мне было знать, что я не одна такая, ведь я даже не знала, как себя называть? Я знаю, что должны быть и другие трансгендерные Сумеречные охотники, что они наверняка существовали в прошлом и существуют сейчас. Но я не знаю, как их разыскать, а расспрашивать опасно. – Старая несправедливость зажгла в ее голосе искру гнева, и он стал резче. – Тогда Катарина рассказала мне о переходе. Что я могла бы жить такой, какая я есть, так, как мне это нужно, и меня будут признавать той, кто я есть. Я поняла, что именно этого и хочу. Я поехала с Катариной в Бангкок. Но не как Дэвид. Я поехала туда как Диана. И не как Сумеречный охотник. Я поселилась с Катариной в маленькой квартирке. Я сообщила родителям о смерти Арьи и о том, что теперь я Диана. Они ответили, что сказали Конклаву, что погибла не Арья, а Дэвид. Что они меня любят и понимают, но что теперь я должна жить в мире простецов, потому что я ходила к врачам простецов, а это незаконно. Я уже не могла им помешать. Конклаву доложили, что Дэвид погиб на острове в бою с привидениями. Они подарили Дэвиду почетную смерть – смерть моей сестры. Мне жаль, что они солгали, но если им важно было носить белое по ушедшему мальчику, пусть даже его никогда не существовало, я не могла их этого лишить. Катарина много лет проработала медсестрой. Она ориентировалась в медицине простецов и привела меня в клинику в Бангкоке. Там я познакомилась с другими такими же, как я. Я больше не была в одиночестве. Там я провела три года. Я никогда не собиралась снова становиться Сумеречным охотником – слишком драгоценно было то, что я обретала. Я не могла рисковать, что меня разоблачат, выпотрошат мои тайны, станут называть мужским именем, откажут мне в том, кто я есть. Все эти годы Катарина не оставляла меня во время медицинской процедуры простецов, которая подарила мне тело, в котором мне стало комфортно. Она прятала необычные результаты моих анализов от докторов, чтобы те не удивлялись, увидев кровь Сумеречного охотника.

– Медицина простецов, – эхом отозвался Гвин. – Сумеречным охотникам ведь запрещено искать помощи у врачей простецов, разве не так? Почему Катарина просто не помогла тебе магией?

Диана покачала головой.

– Мне этого не хотелось, – сказала она. – Колдовское заклятье всегда можно снять другим заклятьем. Я не хочу, чтобы истину обо мне можно было развеять случайными чарами или проходом через неправильные магические врата. Мое тело – это мое тело. Тело, в которое я вросла как женщина, как все женщины врастают в свои тела.

Гвин кивнул, хотя Диана не знала, понял ли он ее.

– Так вот чего ты боишься, – вот и всё, что он сказал.

– Я не за себя боюсь, – возразила Диана. – Я боюсь за детей. Пока я их наставница, я чувствую, что могу как-то их защитить. Если бы в Конклаве узнали, что я сделала, что я обращалась к докторам простецов, я бы очутилась в темнице под Безмолвным Городом. Или в Базилиасе, если бы они были добры ко мне.

– А твои родители? – лицо Гвина было нечитаемо. Диане хотелось, чтобы он подал ей хоть какой-то знак. Злится ли он? Станет над ней глумиться? От его спокойствия у нее останавливалось сердце. – Они к тебе приехали? Ты, должно быть, по ним скучала.

– Я боялась выдать их Конклаву. – Диана замялась. – Каждый раз, как они заговаривали о тайном визите в Бангкок, я это дело откладывала. А потом до меня дошли вести, что они погибли при нападении демона. Мне рассказала Катарина. Я всю ночь прорыдала. Своим друзьям-простецам о гибели родителей я сказать не могла, потому что они бы не поняли, почему я не еду домой на похороны. А потом пришли вести о Темной войне. И я осознала, что я до сих пор Сумеречный охотник, и не смогла без боя оставить Идрис в опасности. Я вернулась в Аликанте и сообщила Совету, что я дочь Аарона и Лиссы Рейберн. Потому что это была чистая правда. Они знали, что были брат и сестра и что брат умер: я представилась Дианой. В хаосе войны никто не стал меня расспрашивать. В битве я восстала как Диана. Я сражалась от своего имени, с мечом в руке и ангельским пламенем в крови. И я знала, что никогда не смогу вернуться к жизни простеца. От моих друзей-простецов мне приходилось скрывать существование Сумеречных охотников, от Сумеречных охотников – то, что однажды я воспользовалась медициной простецов. Я знала, что, так или иначе, часть себя мне придется скрывать. Я выбрала быть Сумеречным охотником.

– Кто еще знал об этом? Помимо Катарины?

– Знал Малкольм. Я должна принимать лекарство, чтобы поддерживать гормональный баланс тела – обычно мне его поставляет Катарина, но однажды у нее не получилось, и я попросила Малкольма его приготовить. И он узнал. Он никогда не говорил мне этого открыто, но я понимала, что он знает. И может причинить мне зло.

– И может причинить тебе зло, – пробормотал Гвин. Лицо у него было как маска. У Дианы в ушах стоял грохот собственного сердца. Она как будто пришла к Гвину с собственным сердцем руках, сырым и кровоточащим, и теперь ждала, вынет ли он ножи.

– Всю жизнь я искала место, где могла бы быть сама собой, и все еще продолжаю искать, – сказала Диана. – Из-за этого я скрывала кое-что от людей, которых любила. И от тебя я это скрывала. Но в истине обо мне я никогда не лгала.

То, что сделал Гвин после этого, поразило Диану. Он поднялся с кровати, сделал шаг вперед и преклонил перед ней колени. Он опустился на колени, как оруженосец перед рыцарем или рыцарь перед прекрасной дамой. В самом этом жесте было что-то древнее – что-то, что росло из самого сердца и корней Волшебного народа.