– Разве не этого ты всегда от меня требовала? – взорвался он. – Быть практичным? Быть благоразумным? Разве не этого всегда требовала от меня Савин? Быть беспощадным? Быть амбициозным? И вот я делаю это – и почему-то вы все снова недовольны!

– Лео, не говори глупостей…

– Я спас гребаный Союз! – заревел он, подняв бокал, чтобы швырнуть его об стену, но остановившись в последний момент, так что вино залило рукав. – Разве не этого ты всегда хотела? Видеть во мне героя?

Он шагнул к ней, его железная нога подвернулась, и он качнулся вбок, ахнув от боли.

– Лео, прошу тебя!

Она поймала его. Прижала к себе. Накрыла уверенной ладонью его лицо.

– Я знаю, что слишком давила на тебя. Читала тебе нотации. Была с тобой чересчур строгой. Я сожалею обо всем этом. Может быть, теперь, когда у тебя собственные дети, ты поймешь… Быть родителем… тут нет никакого плана. Просто серия ошибок, которые ты делаешь и даже не замечаешь. Прошу, поверь… – Она вздрогнула, наткнувшись на его железную ногу, словно тоже почувствовала боль. – Все, чего я хотела, – это чтобы ты был счастлив!

Лео сглотнул, чувствуя, как слезы жгут носоглотку. Он снова восстановил равновесие, вырвался из ее рук, оправил на себе мундир.

– Ты могла бы хоть один гребаный раз сказать мне об этом.

* * *

Каждый скрип ножа о тарелку, каждый звяк столовой посуды, каждый всплеск застольного разговора ощущался как гвоздь, который забивали ему в череп.

Его культя полыхала огнем. Перед обедом Лео устроил тренировочный бой – если это можно назвать боем: он, скрипя протезом, неловко ковылял по кругу, а Юранд врал, что у него получается лучше. Как обычно, он был раздосадован, потом, как обычно, разъярился – а потом, как обычно, чересчур перетрудился. Теперь его спина тоже пульсировала болью, отдаваясь жгучими всплесками вплоть до самой шеи. Ничего у него не становилось лучше. Становилось только хуже.

Лео нахмурился, глядя на кусок мяса в своей тарелке так же, как некогда глядел в кругу на Стура Сумрака. Он не был уверен, что сможет побить этого врага. Взял нож, попытался разрезать мясо, но если он нажимал легко, то кусок только скользил по тарелке в луже кровавой подливки. Лео скрипнул зубами и нажал сильнее, и тогда вся тарелка заерзала по столу, плеща соусом на полированную столешницу.

– Дерьмо! – прошипел он. – Проклятье!

Ему хотелось поднести кусок целиком ко рту и начать рвать его зубами. Он ощущал нетерпение Савин, сидящей справа, обеспокоенность матери, сидящей слева. Он – хозяин Союза; он не может допустить, чтобы женщины лезли в его тарелку и резали для него еду!

– Милорд и миледи регент… – Солумео Шудра с елейной улыбкой наклонился вперед. – Для нас было величайшей честью получить ваше приглашение!

Это был глава Вестпортской делегации – большой, темнокожий, с выбритой головой, он больше напоминал гуркского жреца, чем честного жителя Союза. Остальные пятеро были всех размеров и расцветок. Лео чувствовал легкое отвращение из-за необходимости выслушивать льстивые речи каких-то полукровок. Но Савин сказала, что им нужны вестпортские деньги: слишком многое необходимо отстраивать заново.

Он всегда думал, что абсолютная власть означает свободу делать, что тебе вздумается, но теперь она начинала казаться какой-то чередой отвратительных компромиссов. Как бы было здорово снова оказаться в Уфрисе, среди северян, где ты мог говорить, что хочешь, и есть, как тебе удобно, черт бы их всех побрал; и где пара отсутствующих частей тела вызывала у окружающих восхищение, а не жалость!

– А для нас величайшая честь, что вы его приняли, – отозвалась Савин, слегка прикасаясь к плечу Лео, словно они были одним человеком и разделяли все чувства. – Мы встретились здесь, чтобы заново подтвердить наши обязательства перед Союзом. Наши обязательства друг перед другом.

И она улыбнулась Лео с такой теплотой, с такой нежностью, что он едва ей не поверил. Словно любовь была какой-то машиной, которую она могла включать при помощи рычага.

– Мне ужасно жаль, что лидеры нашей великой нации не имели возможности встретиться прежде, – сказала мать Лео. – Я очень надеюсь, что впредь мне представится случай узнать вас всех получше.

– Так же, как и мы, леди-губернатор Финри, – отозвался самый сальный из вестпортцев, Филио, или как там было его дерьмовое имя.

– Весь Земной Круг с благоговением говорит о вашей смелости и доблести, – добавил второй. Этого звали Ройзимих, и, судя по его кривому носу, однажды кто-то уже залепил ему по лицу. Лео был бы не прочь повторить это действие.

– Они бледнеют по сравнению с качествами моего сына.

Мать Лео улыбнулась ему, показывая полный набор зубов. Его передернуло от фальши всего этого.

– Хорошо, что у нас снова есть король, – сказал Филио.

– Хорошо, что мы снова можем ожидать от будущего стабильности, – сказал Ройзимих.

– Хорошо, что Инглия снова неотделима от Срединных земель, – сказал Шудра.

– Ничто другое было бы немыслимо, – заверила их Савин.

– Однако… – Шудра поднял брови, глядя на пустые стулья с противоположной стороны стола, – очень печально, что на нашей встрече не присутствует лорд-губернатор Скальд и другие представители Старикланда.

– Вот именно! – рявкнул Лео, припечатав кулаком столешницу и размазывая пролитый соус. – Ему были предоставлены все возможности, и я воспринимаю как личное оскорбление…

– Я играю роль посредника между моим сыном и лордом-губернатором Скальдом. – Его мать мягко положила кончики пальцев на локоть его искалеченной руки. Успокаивающее прикосновение, к которому она всегда прибегала, словно он был упрямой лошадью. Впрочем, сейчас он ощутил лишь онемелое покалывание. – Положение, несомненно, деликатное, ведь жена лорда Скальда, Катиль, приходится сестрой нашему… прежнему королю. Но у меня нет сомнений, что со временем он сможет понять и принять нашу точку…

– А если нет, то он сильно об этом пожалеет! – рявкнул Лео, вырывая у нее локоть.

Прошли те времена, когда он во всем уступал своей матери. Когда он уступал хоть кому-нибудь! Мысль о том, чтобы вновь оказаться в седле, вести людей в сражение, снова стать Молодым Львом – кто бы ни был враг, – принесла ему прилив возбуждения. Он свирепо взглянул через стол на Шудру и его богобоязненных подпевал.

– Любой, кто станет угрожать стабильности Союза, пожалеет об этом. Любой. Снаружи или изнутри. Вы понимаете, что я имею в виду?

Шудра склонил голову:

– Ваша светлость изложили свою мысль более чем ясно.

– Я солдат, – буркнул Лео, поудобнее берясь за нож, – и я люблю говорить прямо и откровенно.

– Вот и я тоже. – Заговорившая (как ее там, Мозолия, кажется?), высокая женщина с мощными плечами, мрачно взирала на Лео из-под густых, черных с проседью бровей. – И если говорить откровенно, то нам кажется, что величайшая угроза стабильности Союза в настоящий момент исходит от его бывшего монарха.