усовестить Батория? Царь не был таким наивным. Но послание, адресованное королю, предназначалось не для него. Государь знал, что послание будут читать вельможи, советники короля, в том числе папские эмиссары. С одной стороны, он вбивал клинышки между Баторием и панами, подсказывая им, что король может работать на султана. Но забрасывал удочки и в Ватикан, что он совсем не против диалога с католиками. Иван Васильевич попал в точку. Папа Григорий XIII давно ждал этого. Он обратил внимание на отчет посла германского императора Кобенцеля, посетившего Москву в 1576 г.: «Несправедливо считают их врагами нашей веры, так могло быть прежде; ныне же россияне любят беседовать о Риме» — и приводил примеры уважительного отношения к католицизму [719] (что не удивительно, ведь шли переговоры о союзе с Максимилианом).

Григорий XIII еще тогда, в 1576 г., собирался послать к царю прелата Рудольфа Кленхена, который прошел солидную предварительную подготовку, изучил русский язык и обычаи. Он должен был передать, что папа «много слышав о силе, завоеваниях, геройстве, мудрости, благочестии и всех великих свойствах» Ивана Васильевича, желает выразить «столь необыкновенному венценосцу свою приязнь и надежду», что ему будет угодно направить оружие на турок, а при этом «восстановить целость святой веры» [719] — речь шла о той же унии. Но посылка Кленхена не состоялась. Возможно, рассудили: когда русских разгромит Баторий, они станут более податливыми.

Папских инструкций Кленхену Иван Грозный, конечно, не читал. Но гениально предугадал политику Ватикана. В 1580 г. он отправил к папе своего дипломата Истому Шевригину. Написал Григорию XIII, что мечтает наладить дружеские отношения, вступить в союз против турок «с тобою, папою римским, и с братом нашим, с Руделфом с цесарем», но мешает Баторий, который, «сложася с бесерменскими государи, с салтаном турским и с крымским царем, и ныне кровь хрестьянскую разливает, не преставая». Царь просил, чтобы папа вмешался, «от своего пастырства и учительства» приказал королю замириться [720].

Этот ход Ивана Васильевича сработал блестяще. В Ватикане настраивались именно на такое развитие событий — и сочли, что осуществляется их собственный план! Католические иерархи настолько обрадовались, что Шевригин, прибывший в Рим в конце февраля 1581 г., был немедленно удостоен аудиенции у папы, через пару дней получил положительный ответ, и уже 28 марта в Россию выехала миссия во главе с иезуитом Антонио Поссевино. Тем самым, который обеспечил союз между Речью Посполитой и Швецией. Это был один из непосредственных организаторов «крестового похода» на нашу страну. А дальнейшие события показывают, что именно он курировал в ордене иезуитов антироссийское направление.

Ну а пока дипломаты ездили по Европе, на русских границах возобновились нападения крымцев. Ногайский хан Урус даже схватил царских послов, приехавших к нему, и продал их в рабство в Бухару — продемонстрировал, что мириться не намерен. Послал на Русь 15 тыс. конницы. К набегам присоединился сибирский хан Кучум. Крымские агенты опять появились в Поволжье, там начались восстания. Посланцы из Бахчисарая вторично побывали и в Стокгольме, согласовывали действия.

А Баторий наметил ударить на Псков. При этом надеялся взбунтовать Новгород. Засылал туда грамоты с перечислением «обид», якобы нанесенных новгородцам царем, призывал сбросить его власть. Таким образом, предполагалось отхватить от России весь северо-запад. Ливония сама собой доставалась победителям. Шведов Баторий подталкивал наступать на севере — захватить гавань Святого Николая, Холмогоры, Белозерск. Отрезать Россию еще и от Белого моря, замкнуть ее окружение. Но шведы раскусили и другую подоплеку такого предложения: поляки хотят сами хапнуть Прибалтику. Они выбрали себе другую цель, Нарву.

И так же, как прежде, в запасе у врагов России имелась еще и тайная карта. Заговор. В это время ближайшим советником царя стал племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский. А в мае 1581 г. к полякам перебежал его брат Давыд. Он тоже был придворным, имел чин стольника, выдал врагам военные секреты. Король был уверен в успехе. Последнее письмо Ивану Васильевичу послал даже не от себя, а поручил канцлеру Замойскому. Оно представляло собой верх хамства. Замойский выставил Грозного диким варваром, который вдобавок разум «велми помешал и нарушил», сравнивал с Иродом, Каином, обзывал трусом. Словом, полагал, что с царем можно больше не считаться. Канцлер даже не скрывал польских аппетитов. Самоуверенно написал, что сейчас речь будет уже не о Ливонии, але о всем пойдет» [721].

Но и Иван Васильевич готовился к схватке. Гарнизоны крепостей приводились к крестному целованию — стоять до конца. На этот раз государь и его воеводы четко вычислили направление вражеского удара. Это подтверждали и разведка, и дипломаты, в Кракове паны даже не считали нужным скрывать цель похода. Один из них хвастался: «А как государь наш возьмет Псков, и Лифлянская земля и без отдачи вашего государя будет за нашим государем» [721]. В Псков направили подкрепления, его оборону возглавили Иван Шуйский, Василий Скопин-Шуйский, Андрей Хворостинин.

Чтобы оттянуть часть неприятельских сил на другое направление, Иван Грозный организовал упреждающий удар. В Смоленске собрали корпус дворянской конницы, служилых татар, конных стрельцов и казаков. Воеводами были назначены Михаил Катырев-Ростовский, князья Щербатый, Туренин, Бутурлин, Дмитрий Хворостинин. По знатности рода Хворостинин не мог быть первым воеводой, но фактически поход возглавил он. В июне это войско ворвалось на вражескую территорию. Налетело на Дубровну, на Оршу, сожгло посады. Из литовских городов собрались значительные силы шляхты и гарнизонных наемников, встретили русских под Шкловом. В бою погиб воевода Роман Бутурлин, но неприятеля разметали, влетели в Шклов, «в торгах товары поимали и посады пожгли». Затем напали на Могилев, опять погромили посады и едва не пробились во внутреннюю крепость. Потом повернули к Радомыслю и Мстиславлю и вышли к своим [1016].

Рейд показал панам, что силы у России еще есть, заставил их призадуматься об уязвимости своих имений. Но Баторий понял, чего добивались русские. Разбрасывать силы он не стал, из главной армии не выделил к месту прорыва ни единого солдата. А кулак он сосредоточил еще мощнее, чем в прошлые годы, свыше 100 тыс. воинов. Турецкий посол, приехавший к нему, обозревая несметные полчища, восхищенно говорил: если король и султан объединятся, они «победят вселенную». В это время в Вильно приехала и миссия Поссевино. Он встречался с Баторием, и тот был недоволен вмешательством папы. Предупреждал, что царь хочет обмануть «святого отца».

Но от Ватикана он целиком зависел, и не ему было корректировать планы Григория XIII. Впрочем, и Поссевино не собирался помогать русским. С дороги он написал кардиналу де Крома: «Хлыст польского короля, может быть, является наилучшим средством введения католицизма в Московии». В Вильно «миротворец» благословил короля