А над их головами так же неподвижно парят четыре купола. Четыре громадины, каждая размером и весом с десантный транспортёр. Серые, как небо, с гладкими покатыми боками, с решётками излучателей на нижней стороне.

Мобильные телепорты.

«Порядок, что вы установили – плох, – звучат слова в голове Локшаа. – Власть, которая опирается на обман, ненадёжна и несправедлива». Он изучает графики на малых экранах пульта. Следит за пляской контрольных огоньков. Обрывает ползущую из прорези ленту, пропускает между пальцами, просматривая бледные, только что отпечатанные машиной цифры. Всё в норме. Всё готово.

Что ж, начинаем!

Он тянется к стене и поднимает стеклянную, овальной формы крышку. Под ней в стальном гнезде тускло блестит рукоять рубильника. Затаив на секунду дыхание, Локшаа обхватывает цилиндр рукояти и, преодолев звенящее сопротивление пружин, включает подачу энергии.

Пол вздрагивает. Глубокий, как из самого центра планеты, гул затапливает комнату. «У-о-о-о-н-н-н-н». Это поёт выпущенная на свободу пневма. Огромные резервуары, погружённые в землю, окованные сталью, залитые бетоном. Пневма копилась здесь годами. Жизненная энергия эллинов, которую обменяли на сотни тысяч, миллионы часов пустого блаженства. Неприкосновенный запас, хранившийся для особого случая.

Такого, как сегодня.

«Щенок хотел новую жизнь для человечков, – Локшаа скалится, чувствуя, как гул пневмы отдаётся в черепе. – Так вот она, новая жизнь. Жаль, из темницы ничего не увидит». Всё равно нужно было давно перебросить часть гвардии на Землю. Риск? Пускай так. Но сейчас риск гораздо меньше, чем когда-либо.

Тарвем сказал верно: боги Батима похожи на стрелков, что целятся друг в друга из жезлов. Стоит одному нажать кнопку – всем конец. И потому никто не выстрелит первым. Исчезновение Айто охладило пыл тех, кто хотел развязать войну. Содружество и Коалиция затихли, стараются избегать резких движений. Такорда гадает, кто же смог раскрыть его замысел. А Веголья, как и ожидалось, объявил земли Айто своим протекторатом и не собирается искать пропавшего горе-правителя.

На Батиме всё спокойно.

Поэтому сейчас – самое подходящее время, чтобы немного рискнуть.

«Да и не всю армию перебрасываю, всего-то три тысячи бойцов», – думает Локшаа. Первыми пойдут вот эти триста, что стоят ближе к командному пункту. Он подкручивает резкость на мониторе, вглядывается. Купол телепорта налился фиолетовым светом, очертания его колеблются, воздух кругом дрожит, как от сильного жара. Но Локшаа знает, что купол холодней льда.

Последний взгляд на пульт. Все цифры в норме, все кривые в пределах допуска.

Настало время подняться к солдатам. Место командира в бою – рядом с войском. «Полководец, не имея средств уклониться от безнадёжного сражения, должен поместить себя впереди воинов, дабы явить им пример доблести. Ему надлежит презреть опасность, броситься в бой и, овеяв себя славой, погибнуть» – так было в каком-то старом трактате, кажется. Впрочем, сражение предстоит вовсе не безнадёжное.

Локшаа выходит из комнаты и взбегает по крутой лестнице, ведущей вверх, на полигон. Железные ступени звенят под каблуками, вибрируют от гула пневмы. Наверху звук намного сильней. Хочется зажать уши, но это не поможет.

«Риск, – мысли бегут торопливо, несвязно. – Риск есть всегда. Но гораздо сильнее я рискую, если останусь с неприкрытой задницей на Земле, где вот-вот начнётся бунт. Вечные мои опасения… Неужели накликал беду? Худший из сценариев. Вздор. Это еще не худший. Худший – это если бы мы проворонили начало настоящего масштабного восстания. И не было бы иного выхода, кроме как сжечь Афины. А тут – ерунда, превентивные меры. Ну, да, придется, видно, сгонять людей в храмы принудительно. Придется на каждом перекрестке поставить по караулу. Смерть на твой болтливый язык, Кадмил!»

Он идёт по пегой, обожжённой земле полигона. Ветер поёт военную песню, тучи громоздятся в небе, точно гигантские косматые звери. Их голос – гром, их кровь – дождевая вода, едкая, отдающая химией. В пепельной хмари беззвучно сверкают сухие ломкие молнии. Тучи Батима так не похожи на облака Земли – волшебные комья небесной ваты. Всё оттого, что на Земле нет машин, способных превратить небо в свинец и навсегда скрыть солнце.

«И не будет», – думает Локшаа, подходя к солдатам. Они стоят навытяжку, закаменев, не глядя на командующего. Нужно что-то сказать. Напутствие. Вдруг на Земле уже началась заварушка; надо, чтобы они не растерялись.

– Бойцы! – кричит он. – Вас ждёт непростая работа. Враг может показаться вам слабым и неподготовленным. Не позволяйте себя обмануть, иначе погибнете! Они возьмут вас числом! Задавят волной тел! А там, где не одолеть численным перевесом, вас будут ждать подлые уловки. Да, противники – дикари. Но дикари, привычные к войне. Поэтому будьте беспощадными. Будьте добрыми воинами!

Согласный шорох тысячи рукавов. Руки, вскинутые в салюте. Отличная подготовка – и строевая, и боевая; пожалуй, у Союза – лучшая армия на Батиме. Пусть и не самая многочисленная.

С самого краю тесного круга, составленного из людских тел, пустует место. Локшаа становится между двух солдат. Оба – рослые, крупные мужчины, но он выше их на голову и шире в плечах. Как и подобает командующему. Как подобает богу.

«Опасно, – думает Локшаа, ожидая импульса. – Мало экспериментов, мало данных. Столько людей сразу – никто и никогда… Но таскать их на Землю по одному уже нет времени. Смерть на тебя, Кадмил!»

В этот момент срабатывает телепорт. Купол, накопив достаточно энергии, бьёт вниз лучом, преобразующим пространство. Накрывает магическим полем солдат и их божественного командира. Со стороны это выглядит столбом прозрачного огня, колонной застывшего света. Очень красиво.

Но только со стороны. Изнутри всё по-другому.

Локшаа, как всегда, собирает волю, чтобы подготовиться, и, как всегда, оказывается не готов. Телепортация – это не перемещение тела во вселенной. Наоборот, это перемещение вселенной вокруг тела. Мимо тела. Сквозь тело. Это трудно объяснить, можно лишь почувствовать. Стоит хоть раз испытать такое – никогда не забудешь.

Вот и теперь.

…Солнечный ветер горчит фиолетовым, кометы льются к югу от вчерашнего дня. Планета сияет вкусом звона и шелеста, звона и шелеста, годы становятся громом, чернеют и пропадают в недрах сладости. Гладкая и горячая, бряцает небесная двойка, проносится алой солью прошлого и возвращается далеко в завтра. Заиндевевшая галактика трубит колючей тьмой, непрожитая минута падает по левую руку от белого цвета. Кружатся единицы и семёрки, и ледяные ноли, и терпкое будущее пульсирует синим жжением – наискосок, между шорохом и взрывом.

Ты слышишь это своей кожей, ощущаешь глазами, вспоминаешь слухом, видишь предчувствием – ты, и одновременно не ты, а