– Из твоего письменного отчета следовало, – прорычал правитель еще более грозно, – что ваш караван подвергся нападению разбойников-миштеков. А мы, да будет тебе известно, никогда не позволяли разбойникам безнаказанно грабить наших почтека. – По правде сказать, у меня сложилось впечатление, что на меня юй-тлатоани гневался значительно больше, чем на разбойников. – Останься ты на месте, чтобы выступить с жалобой, у нас появился бы хороший повод послать против этих миштеков войска. Но при отсутствии жалобщика...

Я с должным смирением и покорностью пробормотал подобающие извинения, но тут же добавил:

– Мой господин, невелика честь взять верх над жалкими миштеками, да они и не обладают ничем таким, ради чего их стоило бы побеждать. Однако на сей раз я вернулся из чужих краев с новостями о народе, у которого имеются сокровища, ради которых можно затеять поход, не говоря уж о том, что они заслуживают наказания, ибо обошлись со мной весьма грубо и непочтительно.

– Кто посмел обидеть нашего купца? И какими такими сокровищами это племя обладает? Ну-ка выкладывай! Возможно, тебе и удастся оправдать себя в наших глазах.

Я рассказал правителю о своем путешествии на морское побережье, о том, что там, на вдающихся в море скалах, обитает дикая и злонравная ветвь племени гуаве, именующаяся чонталтин, или цью, или попросту «бродяги». Я поведал Чтимому Глашатаю, что только этому племени известно, когда и куда следует нырять за морскими улитками, которые, хотя и весьма неприглядны с виду, выделяют поразительную темно-пурпурную краску, которая никогда не выцветает и не меняет цвет. Я упомянул о том, что такой уникальный товар будет поистине бесценным, а потом рассказал владыке, как мой проводник-сапотек был зверски убит «бродягами» и как мы с Цьяньей едва избежали подобной участи. Мой рассказ привел Ауицотля в такое возбуждение, что он вскочил со своего медвежьего трона и принялся мерить шагами зал.

– Да, – сказал он, хищно ухмыльнувшись. – Столь гнусное преступление, направленное против одного из наших почтека, вполне оправдало бы карательный поход, а один только пурпур с лихвой возместит все расходы. Но стоит ли нам довольствоваться укрощением одного лишь жалкого племени гуаве? В той стране наверняка немало и других сокровищ, достойных того, чтобы они стали нашими. Не так давно, при моем отце, Теночтитлан уже заставлял покоряться себе этих гордых сапотеков.

– Осмелюсь напомнить Чтимому Глашатаю, – торопливо промолвил я, – что его почтенному отцу Мотекусоме не удалось удержать завоеванную страну в покорности прежде всего в силу ее отдаленности. Для покорения сапотеков Мешико пришлось бы содержать там постоянные гарнизоны, а как в таком случае снабжать находящихся столь далеко наших воинов? Даже если бы нам удалось установить и поддерживать свою власть над этой страной, расходы намного превзошли бы возможные выгоды.

– Похоже, – проворчал Ауицотль, – у тебя всегда найдутся доводы против достойной войны...

– Не всегда, мой господин. Но в данном случае я бы предложил заручиться поддержкой сапотеков в качестве союзников. Они посчитают для себя большой честью выступить против гуаве бок о бок с мешикатль. А потом можно обложить побежденных данью, лучше всего в виде их драгоценного пурпура, но не в нашу пользу, а в пользу правителя земли Уаксьякак господина Коси Йюела.

– Что за вздор? Ты предлагаешь мне затеять войну, сражаться, победить, а потом отказаться от плодов победы?!

– О Чтимый Глашатай, выслушай меня. Одержав победу, ты заключишь договор, обязав Уаксьякак продавать пурпурную краску только нашим купцам. Таким образом выиграют оба народа, ибо, разумеется, наши почтека будут потом перепродавать краситель намного дороже. А сапотеки гораздо прочней, чем силой, окажутся привязанными к нам выгодной торговлей и тем, что вместе с нами ходили в поход против общего неприятеля.

Правитель все еще хмурился, но мои слова заставили его призадуматься.

– Хм, и то сказать: выступив в союзе с нами один раз, они смогут сделать это и в другой, ив третий... – Он одарил меня почти одобрительным взглядом. – Эта мысль кажется мне здравой. Решено: как только наши прорицатели выберут благоприятный день, мы отдадим приказ о выступлении. Ну что ж, текуиуа Микстли, готовься принять воинов под командование.

– Но, мой господин, я собрался жениться!

– Ксокуиуи! – выругался правитель. – Жениться тебе никто не запрещает, но солдат, а уж тем паче командир должен всегда быть готов откликнуться на призыв своего вождя. И не забывай, что именно ты – наш живой предлог для того, чтобы развязать войну.

– Владыка Глашатай, в моем присутствии не будет никакой нужды. Предлог для вторжения уже готов.

И я поведал Ауицотлю о том, как сообщил о злодеянии «бродяг» правителю Теуантепека, а через него – и бишосу того края.

– Поверь мне, сапотеки вовсе не питают любви к дикарям гуаве, самовольно поселившимся на ничейной земле. Они не станут препятствовать продвижению армии Мешико, и тебе вряд ли придется уговаривать Коси Йюела присоединиться к тебе, чтобы наказать злодеев. – Помолчав, я смиренно добавил: – Надеюсь, мой господин, что, осмелившись заранее поспособствовать решению вопросов, касающихся вождей, народов и армий, я поступил правильно.

На некоторое время в зале воцарилась тишина: было слышно лишь, как Ауицотль барабанит толстыми пальцами по скамье, обитой, как я подозревал, человеческой колеей. Наконец он сказал:

– Мы слышали, что твоя нареченная невеста отличается несравненной красотой. Хорошо. Нельзя требовать от человека, который уже сослужил своему народу немаловажную службу, чтобы он поставил радости войны выше наслаждения красотой. Твоя брачная церемония пройдет здесь, во дворце, в недавно украшенном нами заново зале, и совершит обряд придворный жрец... думаю, тут больше подойдет жрец богини любви Хочикецаль, а не бога войны Уицилопочтли. На церемонии будет присутствовать вся наша свита, а ты можешь пригласить своих товарищей почтека, своих друзей, в общем, всех, кого захочешь. Посоветуйся с дворцовыми прорицателями: они сверятся со знамениями и выберут для свадьбы самый благоприятный день. Ну а ты тем временем прогуляйся со своей невестой по городу: подыщите подходящее место – незанятое или участок земли, который можно купить, – для вашего будущего дома. Это станет вам свадебным подарком от Ауицотля.

* * *

Наконец наступил день свадьбы. В назначенное время я с волнением приблизился ко входу в заполненный гостями зал и, прислушиваясь к людскому гомону, задержался в дверях, оглядев помещение и всех собравшихся через топаз. И вдруг от удивления выронил кристалл. Я уже успел разглядеть среди нового убранства просторного помещения настенные росписи, которые узнал бы, даже не будь они помечены личным знаком художника. Но сейчас заметил среди разряженных гостей, знатных придворных и состоятельных простолюдинов рослого молодого человека. Хотя в данный момент он стоял ко мне спиной, я узнал в нем старого знакомого – Йей-Эекатль Покуфа-Чимальи.

Я шел сквозь плотную толпу: кое-кто беседовал, потягивая напитки из золотых чаш; другие, главным образом знатные придворные дамы, уже преклонили колени или сидели вокруг бесчисленных скатертей с золотыми вышивками, расстеленных поверх напольных циновок. Многие тянулись навстречу жениху, чтобы с улыбкой похлопать меня по плечу или тронуть за руку, на меня просто сыпались поздравления и добрые пожелания. Я, однако, как предписывала традиция, не откликаясь на знаки внимания, проследовал в переднюю часть помещения – там была расстелена самая великолепная скатерть, вокруг которой меня поджидали особо почетные гости, среди которых были юй-тлатоани Ауицотль и жрец богини Хочикецаль. Едва они поприветствовали меня, как зазвучала тихая музыка: это в дело вступили исполнители из Дома Песнопений.