и мы будем жить пред лицом Его”» (Ос 6, 1–2). Язык этого пассажа не вполне однозначен: он говорит не только о воскресении, но и о выздоровлении от тяжелой болезни – метафора, хорошо описывающая состояние израильского царства. В данном случае нельзя не отметить характерное для традиции северного царства сближение понятий выздоровления и воскресения, очевидное еще в рассказах о чудесах, сотворенных пророками Илией и Элишей. Тем не менее очевидно, что понятие воскресения здесь получает чисто метафорический характер, выступая как метафора народного и государственного восстановления.

Подобные метафоры смерти/воскресения применительно к политической жизни нации не являются специфической чертой библейской литературы – они были характерны и для других народов Древнего Востока. Подробный анализ их употребления был проведен Й. Вингаардсом[821]. В ряде хеттских и сирийских памятников низложение царя буквально именуется его убийством, а возвращение к власти – воскресением. В некоторых текстах в качестве субъекта такого воскресения называется сюзерен, возвращающий к власти своего вассала. Так, в своем письме к хеттскому царю царь Амурру Бентесина пишет, что «меня, мертвого (…) в страну Амурру на трон моего отца ты возвратил… Воскресил меня к жизни»[822]. Подобная метафора могла применяться и к стране в целом: так, хеттский царь пишет, что «я, господин, царь Хатти, мертвую страну Митан-ни, воскресил для жизни, восстановил ее в прежнее положение»[823]. Таким образом, возвращение царя на трон, осуществляемое сюзереном, может быть описано как воскресение царя и воскресение страны. Подобная языковая и литературная парадигма продолжала сохраняться на Ближнем Востоке в течение длительного времени. Так, мы находим ее в знаменитом «Манифесте Кира», пропагандистском тексте, созданном после взятия Вавилона персами[824]. В нем говорится о том, что в правление Набонида жители Шумера и Аккада «стали трупами» (11), и только после завоевания Вавилона персами, произошедшего в результате призвания Кира Мардуком, жители города приветствовали Кира «как владыку мира, с помощью которого они вернулись от смерти к жизни» (19).

По мнению Вингаардса тема воскресения в книге пророка Осии возникает именно по аналогии с хеттскими и сирийскими текстами, связывающими тему смерти и воскресения с идеей царского правления. Израильтяне, разорвав договор с Господом и отказавшись от признания Его верховного суверенитета, умерли; восстановление договора и новое воцарение Бога означает воскресение страны и народа. Как видно, подобное метафорическое употребление, какое бы происхождение оно ни имело, было вполне характерно для древневосточных текстов. Если обратиться к «Манифесту Кира», то можно предположить, что тема народных бедствий, грехов и богооставленности всегда тесно связывалась с символизмом смерти, а прекращение этих бедствий могло образно рисоваться как воскресение.

Следующий пассаж, изображающий воскресение мертвых, появляется в книге Иезекииля:

Была на мне рука Господа, и Господь вывел меня духом и поставил меня среди поля, и оно было полно костей и обвел меня кругом около них, и вот весьма много их на поверхности поля, и вот они весьма сухи. И сказал мне: сын человеческий! оживут ли кости сии?

Я сказал: Господи Боже! Ты знаешь это. И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне!» Так говорит Господь Бог костям сим: вот, Я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь.

Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них. Тогда сказал Он мне: изреки пророчество духу, изреки пророчество, сын человеческий, и скажи духу: так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут. И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои – весьма, весьма великое полчище.

И сказал Он мне: сын человеческий! кости сии – весь дом Израилев. Вот, они говорят: «иссохли кости наши, и погибла надежда наша, мы оторваны от корня». Посему изреки пророчество и скажи им: так говорит Господь Бог: вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших и введу вас в землю Израилеву. И узнаете, что Я Господь, когда открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших, и вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, и узнаете, что Я, Господь, сказал это – и сделал, говорит Господь (Иез 37, 1–14).

Видение Иезекииля было создано в Вавилонии, куда были переселены иудеи после завоевания Иерусалима Навуходоносором. Смысл видения вполне ясен и очевиден – пророк говорит здесь о возрождении еврейского народа и о его возвращении в землю Израиля. Традиционные христианские комментаторы, придерживавшиеся исторического подхода к толкованию Библии (Ефрем Сирин, бл. Иероним, бл. Феодорит Кирский), усматривали здесь пророчество о возвращении иудеев из вавилонского плена. Средневековые еврейские экзегеты обыкновенно понимали это пророчество как указание на будущее воскресение мертвых, которое произойдет одновременно с возвращением евреев в землю Израиля. У некоторых современных комментаторов мы встречаем еще одно толкование этого видения – его соотнесение с Холокостом и последовавшим за ним созданием государства Израиль[825]. Подобная интерпретация представляется особенно интересной применительно к нашей теме: ведь, по нашему мнению, пророчество книги Даниила о воскресении мертвых также связано с восстановлением государственной независимости Израиля. Скорее всего, видение Иезекииля действительно может быть истолковано именно таким образом. Устрашающие образы пророчества Иезекииля кажутся вполне уместными при воспоминании об ужасах Холокоста, а обозначенная в видении принадлежность костей םיגורה «убитым» (Иез 37, 9) очевидным образом предполагает ситуацию массового уничтожения. Возвращение евреев в Палестину и воссоздание еврейского государства, произошедшие сразу же после самого страшного в истории геноцида, кажутся буквальным исполнением пророчества Иезекииля. Примечательно, что подобные аналогии стали приводиться очень рано, причем преимущественно светскими еврейскими авторами, не знакомыми с традиционными толкованиями видения Иезекииля. Аллюзию на видение Иезекииля мы находим уже в написанном в 1944 году стихотворении еврейского поэта И. Каценельсона, узника Варшавского гетто[826]. Позднее описание видения Иезекииля вдохновило архитектора Л. Яхалома на создание символической «долины уничтоженных общин», ставшей частью мемориального комплекса «Яд ва-Шем» в Иерусалиме. Таким образом, смысл этого пророчества был достаточно определенно воспринят общественным сознанием израильтян.

Третий пассаж, который, возможно, говорит