«Эта интрижка со смертельно пассивной женщиной, включающая в себя полное отсутствие взаимоотдачи между ней и мужчиной, – воплощение идеальной юношеской эротической мечты», – писал он.

Перкинс пытался защитить Хемингуэя. Он считал, что статья Уилсона об Эрнесте и была «увлекательной», но в корне неверной. В Нью-Йорке поговаривали, что для Перкинса слова Уилсона были «ударом ниже пояса» и что он отказывался печатать что-либо, настолько унизительное для Хемингуэя. Кэролайн Гордон Тейт вспоминала о том, как слышала, что Уилсон и Перкинс очень долго совещались насчет какой-то особенной главы в книге.

Тем временем Перкинс повстречался с еще одним литературным критиком – Максвеллом Гейсмаром, тридцатидвухлетним профессором из колледжа Сары Лоуренс, который занимался исследованиями в области современного американского романа. Он предлагал изучить работу шестерых межвоенных авторов в книге под названием «Писатели кризиса». Воспользовавшись советом близкого друга, он отправил Перкинсу главы о Ринге Ларднере, Томасе Вулфе и Джоне Стейнбеке. Перкинс был доволен уже тем, что исследование по крайней мере признало талант Ларднера, а также подумал, что отрывок о Вулфе был «лучшим из написанного о нем». Перкинс знал, что ранее молодой критик благоприятно отзывался о «Вешних водах» Хемингуэя, но теперь перестраховывался и отказывался принимать книгу, пока не увидит статью о Хемингуэе. Перкинс предложил ему также включить в книгу Фолкнера, и Гейсмар согласился. Спор Перкинса и Уилсона набирал обороты. Во время очередного этапа Перкинс упомянул книгу Гейсмара. Уилсон разыскал автора в справочнике, и они подружились. Они оба отметили, что находятся в одинаковой позиции относительно Перкинса – он тянул с вопросом публикации их книг. Уилсон пожаловался Гейсмару на издателей в целом, отметив, что они не самые занятые в мире люди, но тратят слишком много времени на принятия решений. А затем наступил пик. Кэролайн Гордон Тейт вспоминала, как во время одной из встреч с Перкинсом Уилсон закричал, что все издатели – «сукины сыновья». Вскоре после этого он отнес книгу в издательство Houghton Mifflin и, так как Scribners все еще колебалось по поводу книги Гейсмара, смог нанести Перкинсу новый удар, уговорив Houghton Mifflin принять и эту книгу тоже. Гейсмар показал свою статью о Хемингуэе Уилсону и с радостью узнал, что тот ее одобрил. Гейсмар отметил несколько лет спустя: «За всю ночь я едва ли сомкнул глаза. Уилсон зловеще снизошел до меня и сказал высоким, запинающимся голосом: “Я думаю, ваша статья о Хемингуэе… лучше моей”».

Гейсмар тоже так считал, ибо Уилсон «не узнал всей глубины раны Хемингуэя и всего того социально-исторического невежества, которое ее нанесло».

После того как книга была опубликована, Эрнест и Марта Геллхорн-Хемингуэй навестили Гейсмара в колледже Сары Лоуренс в Бронксвилле, Нью-Йорк.

«Они пришли с прогулки вдоль реки Бронкс, – вспоминал Гейсмар, – беседуя так, словно это было сафари в глубинах Африки, полные обожания друг к другу».

За ужином в итальянском ресторане Хемингуэй, у которого была припасена пара добрых слов для любого критика, отметил:

– Знаете, что мне больше всего понравилось в вашей статье… цитаты, которые вы привели. Я никогда сам не подозревал, насколько они хороши.

Перкинс был огорчен, что упустил обе книги и теперь они в Houghton Mifflin, и много лет размышлял над словами Уилсона об издателях. Кэролайн Гордон Тейт говорила, что с тех пор ни разу не видела, чтобы Макс упоминал о них «обиженно, а не опечаленно». Перкинс продолжал рекламировать Гейсмара как лучшего из новых и успешных эссеистов. Критика Уилсона всегда несла в себе оттенок чего-то личного, в то время как Гейсмар был «беспристрастен и полон энтузиазма, рождаемого восприятием чьего-то таланта».

«Его главный интерес лежал в развитии американского таланта и литературы, – написал о Перкинсе Джон Холл Уилок, его самый близкий коллега. – Таланты в чужих странах его мало заботили».

В 1940 году Уилок стал замечать и другие проявления его вкуса: «Несколько своенравных причуд и капризных предрассудков в совокупности с волей “неизменной и крепкой, как кремень” – таков был Макс… Наука и абстрактное мышление интересовали его меньше, чем книги, написанные на спорные темы или основанные на применении той или иной теории или идеи. Его страстью были реальные редкости, вспышки поэтического прозрения, которые могут осветить персонажа, ситуацию и высвободить талант автора в работе». Интерес Перкинса к романам был поистине исключительным. Когда ему приходилось работать с нехудожественной литературой, он вел себя довольно странно. И в последнее время, помогая авторам приводить в порядок их материал, «Макс часто становился упрямым и противоречивым, как типичный упертый янки».

Макс нередко подписывал договора с авторами, которым затем пытался впихнуть те идеи, которые сам вынашивал годами. Это редко срабатывало. Например, когда Диксон Вектер писал для Scribners «Герои Америки», Макс предложил ему написать книгу, которую он сам хотел назвать «Смутьяны».

«Это было бы историческое повествование, целью которого было показать, как в кризисные времена интеллект становится трагической жертвой эмоций и как добродушный, дальновидный и разумный человек проигрывает эмоциональному, жестокому и волевому». Перкинс сам видел в этой идее изъян. Он признавал, что «прогресс невозможен без тех, кто бы его двигал. Именно они рождают импульс, который заставляет вещи двигаться вперед, даже если это влечет за собой разрушение».

В 1942 году Перкинс вычитывал книгу, которая попала в печать только благодаря его упрямству. Это было произведение Элдена Брукса[262] «Уилл Шекспир и рука Дайера». На какое-то время он стал просто одержим этим произведением и поднимал вопрос о его печати на каждом собрании, и члены собрания каждый раз голосовали против.

«Он обладал бесконечным терпением и снова вносил предложение на каждом собрании, и результат каждый раз был одинаковый», – вспоминал один из сотрудников Scribners. Перкинса очаровывало, что в этой книге успех Уильяма Шекспира приписывался сэру Эдварду Дайеру, издателю. И в самом деле, книга убедила Перкинса, что «Шекспир не был автором того, что принято считать его работами». В конце концов совет сдался и согласился, чтобы порадовать Перкинса. Макс разослал копии книги многим критикам, надеясь получить их поддержку. И почти все расценили книгу как обычную спекуляцию. Но Перкинс все равно хранил веру и уважение к ней. Она заставила его понять то, в чем он позже признался Хемингуэю:

«Как я пугающе невежественен в литературе, чего издатель просто не может себе позволить».