Плоская крыша ее жилища имела ограждение. Аэлина вцепилась руками в перила, закинула ногу за ногу.

– Поверь, я не хочу понапрасну рисковать ничьей жизнью.

– Знаю, – ответил Шаол. – Я тебе доверяю.

Ее лицо помрачнело. Шаолу стало не по себе.

– Ты не жалеешь, что пожертвовал своей свободой, отправив меня на Вендалин?

– Нет. – Как ни удивительно, но Шаол говорил правду. – Независимо от наших с тобой отношений, я сознаю, что был глупцом, служа королю. Рано или поздно я все равно ушел бы от него.

Шаолу нужно было ей это сказать. И не сейчас, а еще давно, в день ее возвращения.

– Со мной, – хрипло добавила она. – Тебе нужно было уйти со мной, когда я была просто Селеной.

– Ты никогда не была просто Селеной. Где-то в глубине души ты это знала, причем задолго до всех событий. Теперь я это понимаю.

Шаолу не верилось, что женщине, смотрящей на него сейчас, нет и двадцати.

– Шаол, ты по-прежнему тот, каким был, пока не нарушил клятву, данную отцу.

Что это? Упрек? Оскорбление? После всего, что он сказал и сделал, наверное, он заслужил такие слова.

– А если я не хочу оставаться прежним?

Прежний Шаол – безрассудно преданный королю и долгу – потерял все. Друга, любимую женщину, должность, честь. И во всех потерях он мог винить лишь самого себя.

– Прости меня, – сказал он. – За Нехемию… и вообще за все.

Он понимал: его слов недостаточно. Их никогда не будет достаточно.

Но Аэлина наградила его сумрачной улыбкой. Ее глаза скользнули по тонкому шраму на щеке Шаола.

– И ты меня прости, что я тогда изуродовала твое лицо и даже пыталась тебя убить.

Она вновь повернулась в сторону стеклянного замка.

– Мне и сейчас тяжело вспоминать события той зимы. Но я благодарна тебе и за то, что ты отправил меня на Вендалин, и за то, что сумел повлиять на своего отца.

Аэлина прикрыла глаза, а когда открыла снова, заходящее солнце наполнило их жидким золотом. Шаол не ожидал от нее таких признаний.

– Шаол, наши отношения были значимы для меня. Все, что происходило между нами. Особенно твоя дружба. Я не рассказывала правды о себе лишь потому, что сама боялась признать эту правду. И еще я хочу попросить прощения за слова, которые сказала тебе перед отплытием. Я говорила, что выбрала тебя. Это вселило в тебя надежду, что, когда я вернусь, наши отношения восстановятся… Как видишь, многое изменилось. Я сама изменилась.

Сколько недель… нет, месяцев он ждал этого разговора. Шаол думал, что в ответ будет кричать, взволнованно ходить взад-вперед или просто закроется от нее. Но сейчас он не чувствовал ничего, кроме спокойствия, наполняющего душу и тело.

– Ты заслуживаешь счастья, – сказал Шаол.

Он говорил так не из желания сказать ей что-то приятное. Аэлина заслуживала счастья. Заслуживала радости. Эту радость Шаол видел на ее лице, когда рядом находился Рован. Она заслуживала такого язвительного и остроумного собеседника, как Эдион. Заслуживала общества Лисандры. Возможно, Аэлине недоставало счастья больше, чем кому-либо из них.

Возле люка застыла худенькая фигура Несарины. Она смотрела в сторону реки.

– И ты, Шаол, заслуживаешь счастья.

– Ты же знаешь, мы с нею не… – сказал он, кивая в сторону Несарины.

– А напрасно. Несарина Фелак – прекрасная женщина. Вы с нею – достойная пара.

– Можно подумать, я ее с какой-то стороны интересую.

– Представь себе, что да.

Шаол еще раз оглянулся на Несарину и слегка улыбнулся.

– Обещаю тебе, Шаол: я сделаю это быстро и безболезненно… для Дорина.

Шаол встрепенулся:

– Спасибо. Но если я попрошу…

Он не мог заставить себя договорить до конца.

– Тогда удар останется за тобой. Скажи только слово.

Ее пальцы коснулись Глаза Элианы. В лучах заходящего солнца голубой камень выглядел зеленоватым.

– Шаол, нам незачем оглядываться назад. Это никому не поможет и ничего не изменит. Нам остается только идти вперед.

Сейчас перед ним была не его соратница. Он видел королеву, правительницу возрожденного Террасена. Шаол вдруг почувствовал себя совсем юным, а ее – мудрой и очень зрелой женщиной, годящейся ему в матери.

– А вдруг впереди нас ждут лишь новое отчаяние и новые страдания? Что, если впереди ужасный конец и больше ничего?

Аэлина смотрела на север, будто с крыши видела родной Террасен.

– Тогда мы пойдем дальше.

– Осталось всего двадцать человек, – шепнул Несарине Шаол, когда они покидали тайную встречу мятежников. – Только бы завтра они были бы в полной готовности.

Местом встречи избрали неприметную грязную таверну возле рыбачьей пристани. Даже резкий запах дешевого эля не мог заглушить рыбного зловония. Воняли горы рыбьих потрохов рядом с таверной. Да и руки рыбаков, являвшихся сюда сразу после лова, пахли ничуть не лучше.

– Двадцать – это лучше, чем два, – ответила Несарина.

Они пошли вдоль берега. Кое-где на лодках горели фонари, раскачиваемые легким ветром. В богатом особняке на берегу Авери уже начали отмечать день летнего солнцестояния – оттуда доносилась музыка.

Когда-то – когда это было? – они с Дорином бывали на таких празднествах, успевая за один вечер посетить несколько домов. Шаол не любил развлечения и ходил только ради безопасности Дорина… Сейчас он жалел, что не наслаждался каждой минутой, проведенной вместе с другом детства.

Тех драгоценных мгновений уже не вернешь. Бесполезно вздыхать о прошлом. Думать о будущем тоже не хотелось. Особенно о том, что предстояло им завтра.

Шаол не заметил, как Несарина увела его с набережной на какую-то улочку. Они остановились перед небольшим каменным храмом, вклинившимся между складскими помещениями. Храм был старым. Это чувствовалось по серым стенам. Шаола поразили колонны у входа: вместо привычной резьбы их украшали ракушки и кусочки кораллов. Изнутри струился золотистый свет. Зал храма был круглым, с простым фонтаном посередине.

Несарина поднялась по ступенькам и бросила монетку в прорезь корзины для пожертвований, что стояла возле правой колонны.

– Идем со мной, – позвала она.

Шаол не знал, почему он согласился. Ему не хотелось возвращаться домой, в тесное пустое жилище, где он останется наедине с мыслями о завтрашнем дне. Почему бы не зайти в храм? Бесполезное, но безобидное действо.

Шаол последовал за Несариной.

В такое время храм бога морей пустовал. Дверь в дальнем конце была закрыта на висячий замок. Жрец и жрица отправились спать. Спать им недолго, всего несколько часов. А на рассвете – снова в храм. Жрецам полагалось приходить сюда первыми. Потом зал наполнится моряками и рыбаками. Люди принесут пожертвования, постоят в раздумье или попросят благословения. Потом кто отправится на реку, а кто выйдет в море.