вслед за нами. Мне было приказано взять станцию. К 5 часам поезд подошел на расстояние полутора верст к Нахичевани. Я выгрузился, объяснил задачу и, взяв человек 10 кадет, отправился. Уже светало. Мы бегом пошли к станции, рота шагом двигалась за нами. Застава, охранявшая станцию, без выстрела сдалась, была арестована и обезоружена. Не успела еще подойти рота, как к станции подъехали четыре красноармейца. Увидя нас, один крикнул: «Золотопогонная сволочь уже здесь! Бей их и айда к нашим!» Но было уже поздно. На выстрелы вбежали юнкера, и через секунду двое из красных валялись с пробитыми лбами, а другие двое бились в руках державших их юнкеров. Так пролилась первая кровь.

К подходу отряда мои заставы уже вели редкую перестрелку с частями красных. Едва подошел эшелон, юнкера-казаки быстро вывели лошадей и рысью пошли вдоль полотна. Между тем с броневиком что-то приключилось, и его нельзя было довести, оттого [и] высылка пешей разведки несколько задержалась, когда же ее собрались выслать уже без броневика, было поздно: красные выходили из города, приходилось принимать бой. Юнкера заняли левую сторону от дороги, офицеры правую. Я принял весь участок юнкеров. Мои заставы быстро отходили под напором красных, которых вываливалась целая туча из города. Но сразу было видно, что это не организованная часть, а масса, валящая вперед густой толпой. Я приказал всем залечь и на огонь противника не отвечать. Уже появились раненые. Противник все ближе и ближе. Наконец остается не более 100–150 шагов. «Встать. Огонь». Секунда… и все поле бежит, преследуемое нашим пулеметным и ружейным огнем. Я двинул батальон вслед бегущим, но пришлось остановиться, так как противник обошел наш правый фланг и стал сильно теснить его. Решено было ждать подхода остальных частей. Это было 9 часов утра. Пошел дождь и снег. Я хотел покормить юнкеров. Но оказалось, что машинист, испугавшись обстрела, ушел назад и увез с собой наши кухни. Резервные дружины не подходили. Противник снова повел наступление и снова с тем же результатом. В общем, красные за день пытались наступать четыре раза – и безрезультатно. Мы удержали станцию, но с какими потерями! У меня в роте из 140 осталось 65, то же было и в других ротах. Да, мальчуганы показали, что умеют воевать. Но к вечеру стало ясно, что дальше они выдержать не смогут. Со вчерашнего дня они не ели и не спали, промокли насквозь и заледенели. Некоторых без сознания выносили из окопов. Часов в 5 пришел паровоз с 2 вагонами за ранеными и убитыми, и доктор передал, что главное командование решило повести наступление завтра с утра и нашему отряду приказано с наступлением вечера отойти на станцию N. Едва стало темнеть, полковник Хованский отдал приказ отходить. Мне с моей ротой малышей приказано прикрывать отход. Я приказал офицерам выделить наиболее слабых и отправить их теперь же, а сам с остальными предполагал остаться еще часа на два. Но мальчуганы взбунтовались и ни за что не хотели уходить, пока рота остается на позиции.

Ни приказания, ни уговоры не помогли. Ввиду того, что противник перестал проявлять всякую активность, а также большинство из моих слабых еле держались на ногах, я ушел раньше предполагаемого времени. Едва мы вышли в сравнительно безопасное место, как силы начали многим изменять, и в конце концов картина получилась такая, что мне пришлось нести на руках одного кадета 4-го класса, а другой опирался мне на руку. То же было и у большинства юнкеров.

Несмотря на такую усталость, ни один не бросил ружья, а многие тянули и по два, как трофеи, взятые в первом бою. Придя на станцию N, где собрался весь наш отряд и где помещался штаб других отрядов, я поинтересовался узнать, почему они так опоздали. Оказалось, что они пришли на станцию только в 9 часов утра; идти днем в эшелоне к Нахичевани боялись, а пешком далеко и пришли бы поздно, а потому решено начать наступление снова с рассветом. Невольно взяла злость. За что же сегодня погибли эти малыши? Для чего пускали, когда не все было готово?

Вскоре юнкеров приказано было отправить обратно в Новочеркасск, ввиду того, что с уходом частей в городе замечалось какое-то волнение. Большевики не дремали.

В Новочеркасск вернулись изодранные, усталые и грязные, но гордые чувством исполненного долга. Количество убитых товарищей в соборе и раненых в госпиталях доказывало серьезность боя. Дамы забросали нас цветами. Мы были героями дня. Через день пришло известие, что Ростов пал.

Г. С

Письмо кадета – участника белой борьбы[284]

Дорогой Борис – мой однокашник!

Прочел твое письмо с большим удовлетворением. Идея хорошая – описать кадетское служение отчизне в их борьбе за Национальную Россию. Предлагаешь мне встряхнуть шестидесятилетней давностью. Хватит ли у меня бодрой напористости все вспомнить и хотя бы вкратце описать все содеянное и пережитое в те годы? Но нужно дерзнуть!..

Семнадцатый год. Первая рота нашего 2-го Московского кадетского корпуса. Слухи ползут о Распутине. Газеты насыщены всякими дрязгами и разлагающими сплетнями…

И вот совершилось – Революция, отречение Государя, красные флаги, демонстрации, семечки…

Кадетским нутром мы сразу почувствовали трагедию и пропасть, развернувшуюся перед нами и Россией.

На летние каникулы я уезжаю к отцу на Юго-Западный фронт. Там керенщина, митинги и в полном разгаре разложение… После долгого уговаривания приказ перейти в наступление (Галиция, Буковина), временный успех, а затем беспорядочное отступление и окончательный развал.

Я возвращаюсь в Москву, в корпус. Там задушевные беседы с друзьями кадетами о судьбах России. Горящие желанием как-то помочь ей, решаем организовать тайную группу по борьбе с разлагающим Россию правительством. (Какие мы были молодые, трогательные оптимисты!)

По ночам роем и расширяем под книжным шкафом нашей «Образной» помещение, где в дальнейшем будет наше убежище. Печатаем на машинке прокламации и воззвания, а в отпускные дни расклеиваем их по улицам Москвы. Это продолжается, вперемежку с учением, до октября.

Дальше восстание большевиков. Вместе с 1-м Московским корпусом решаем принять участие в борьбе. Наша 1-я рота через двери спальни со знаменем и винтовками переходит в 1-й Московский корпус. Нужно сказать, что 1-й и 2-й Московские корпуса находились в одном здании бывшего дворца екатерининских времен. Начинается оборона корпуса. Выставляются заставы и часовые в сторону парка и плаца. Только два офицера нашего корпуса присоединились к нам. Большевики, поставив орудия около военной тюрьмы, начали обстреливать Алексеевское военное училище и кадетские корпуса. У нас орудий нет, и мы отстреливаемся