Последние дни он был занят тем, что заносил на бумагу слова. Слова, не желавшие складываться в предложения филологического трактата. Он надеялся – больше того, чувствовал с необъяснимой ясностью, – что дело идёт к стихам. Дальше этих слов он пока не продвинулся, но они, соединённые в странные списки, возникали в голове помимо воли и перекочёвывали на бумагу. Роланд не знал, что думает Мод об этом занятии – видит его важность или считает пустой блажью. Всем существом он ощущал присутствие Мод. Он знал: от неё не могло ускользнуть, что его неистовая поглощённость тайнами прошлого миновала, что он просто прячется от жизни.

Он сидел на полу и записывал: кровь, покров, юдоль, скудель, шафран.

Другой список: бледные волосы, купина, россыпь.

Тут он сделал заметку: «россыпь не в смысле рассыпанного, разрозненного, а в смысле сиянья, как у Джона Донна – «земных вещей сияющая россыпь»».[168]

Ещё один перечень: анемона, коралл, кора, волоски, власяница, ногти, когти, пух, сова, рыбий клей, скарабей.

Он отбрасывал слова, в которых боролись разные смыслы: деревянный, точка, связь, а также пятно и пустой, хотя они тоже норовили просочиться на бумагу (про сочиться — это слово тоже вызывало у него сомнения). В этом странном, назывном языке не находилось пока места глаголам, на что уж лучше: сочный, сок, сочельник…

Стрела, лук (не репчатый, а перо), прель, вода, небеса…

Области словаря – это пересекающиеся круги, или окружности. Мы себя определяем тем, в каких границах обитаем, и какие переходим.

Он сказал:

– Я тебе мешаю. Пойду прогуляюсь.

– Ну зачем же.

– Нет, правда. Что-нибудь купить из съестного?

– Не надо. Холодильник уже набит.

– Может, мне поискать работу, где-нибудь в баре, или в больнице?

– Не торопись. Время есть всё обдумать.

– Времени как раз остаётся всё меньше.

– Время можно раздвинуть.

– Мне начинает казаться, что я прячусь от жизни.

– Знаю. Но погоди, всё образуется.

– Не уверен.

Зазвонил телефон.

– Алло, это доктор Бейли?

– Да, слушаю.

– Скажите, а Роланд Митчелл, случайно, не у вас?

– Роланд, это тебя.

– Кто?

– Не знаю. Мужчина. Голос молодой, интеллигентный. Извините, а кто его спрашивает?

– Позвольте представиться. Меня зовут Эван Макинтайр. Я стряпчий. Я хотел бы встретиться и поговорить с вами – не с Роландом, но Роланд пусть тоже приходит – ему будет интересно. Я собираюсь сообщить нечто важное для вас.

Прикрыв трубку рукой, Мод быстро пересказала Роланду слова юриста.

– Как вы смотрите на то, чтоб поужинать сегодня в «Белом олене»? – спросил Эван. – Допустим, в семь тридцать. Приглашаю и вас и Роланда.

Роланд кивнул.

– Спасибо, с большим удовольствием, – сказала Мод.

– Насчёт большого удовольствия, не уверен, – проворчал Роланд.

Со смутной неуверенностью входили они в тот вечер в «Белый олень». Впервые они совершали «выход в свет» как пара, хотя сами себя так ещё не вполне воспринимали. Мод была в платье цвета полевых колокольчиков, волосы, тщательно прибранные, всё равно смотрелись роскошно. Роланд взирал на свою спутницу с любовью и отчаянием. У него не было ничего в этом мире – ни дома, ни работы, ни будущего – только Мод! – и именно по причине отсутствия всего остального он не мог поверить, что она будет и дальше воспринимать его всерьёз, да и вообще захочет существовать с ним бок о бок.

В ресторане их ожидали: Эван Макинтайр в костюме маренго и золотистой рубашке, Вэл в элегантном кремовом костюме, сизой шёлковой блузке, и третий, в твидовом пиджаке, с курчавым венчиком волос вокруг лысины. Эван его отрекомендовал: «Тоби Бинг. Мы с ним совладельцы одного замечательного жеребца, Тоби владеет левой задней, а я левой передней ногой. А вообще-то он поверенный».

– Поверенный сэра Джорджа! – сразу вспомнила Мод.

– Но Тоби здесь не поэтому. Или не совсем поэтому.

Роланд в изумлении взирал на новую Вал, излучавшую блеск, сияние. Просто впечатление от дорогой, прекрасно пошитой одежды? Нет, тут что-то ещё, дело не только в тряпках. Ну конечно, на всём её облике – безошибочно узнаваемый отпечаток довольства, отсвет плотского счастья! И причёска у неё новая – короткая, стильная; она встряхивает головой – волосы красиво, резко взмётываются – и опять ложатся прилежно. Переливчатый сизый шёлк, приглушённость тонов, подплечники, накрашенные губы… Тонкие чулки, туфли на каблуке… Во всём женственность, гармония.

– У тебя счастливый вид, Вэл, – невольно вырвалось у Роланда…

– Решила, хватит мне быть горемыкой.

– Я тебя искал. Звонил, звонил. Хотел узнать, как у тебя дела.

– Напрасно волновался. Я подумала, если ты можешь исчезнуть, чем я хуже? Взяла и тоже исчезла.

– Что ж, я рад.

– Я выхожу замуж за Эвана.

– Я и говорю, я рад.

– Надеюсь, хоть капельку обидно?

– Конечно. Но ты сногсшибательно…

– А сам, счастлив?

– В чём-то да. А вообще сплошные трудности, путаница…

– За квартиру заплачено по первую неделю октября. То бишь по эту неделю.

– Я не про деньги. Я про жизнь.

– Сейчас Эван расскажет про письма вашей парочки. Вот уж где путаница так путаница!

Расположились в уютном углу большой ресторанной залы – стены отделаны деревом, светильники хрустальные в форме канделябров. Стол с тугой розовой скатертью и такими же накрахмаленными розовыми салфетками. Посередине стола букет из осенних цветов: розовые с проседью астры, и иловатые хризантемы, несколько фрезий. Под заказанное Эваном шампанское приступили к ужину, состоявшему из копчёной сёмги, фазана с охотничьим гарниром и хлебным соусом, сыра стильтон и лимонного суфле. Фазан показался Роланду жестковатым; соус напомнил о рождественском ужине, что готовила в детстве мать. Беседа за столом началась с разговора о погоде, какой имеют обыкновение заводить только англичане; покуда шёл этот разговор, среди присутствующих, тоже чисто по-английски, пролетали маленькие чувственные вихри. Роланд видел: Вэл изучает его спутницу и быстро выносит вердикт – красивая, холодная особа; а Мод тем временем оценивает Вэл и заодно его самого по отношению к Вэл и делает какой-то сложный вывод, но какой – ему не понять. Он чувствовал, что весёлая, непринуждённая сердечность Эвана не оставляет обеих женщин равнодушными. Эван смешит всех какой-то шуткой – Вэл смеётся, и светится от гордости за него, Мод улыбается, немного застенчиво, но по-настоящему. Подали хорошее бургундское, ещё больше располагавшее к веселью. Выяснилось, что у Мод и Тоби Бинга есть общие друзья детства. С Эваном Мод рассуждала об охоте. Роланд приютился где-то на окраине общего разговора, чувствуя себя посторонним наблюдателем. Он поинтересовался у Тоби Бинга, как здоровье Джоан Бейли, и узнал, что леди Бейли довольно долго была в больнице, но теперь снова дома.