Сахаров:

«В феврале – мае 1987 г. Люся и, в меньшей степени, я были вынуждены уделять много сил и внимания переезду из Горького: разбору тысяч – без преувеличения – препринтов, книг, журналов, писем, упаковке вещей, ремонту двух квартир. Мне через Академию, явно по указанию высоких инстанций, дали квартиру! Вместе с квартирой Руфи Григорьевны, в которой также прописана Люся (а я до сих пор – с 1971 года – был “захребетником”), у нас две двухкомнатные квартиры на одной лестнице. Если бы у нас была такая благодать 10–12 лет назад! Как писал Межиров, “все приходит слишком поздно”…»

Елена Боннэр (из статьи «Памяти Андрея Малишевского (1943–1997)» в книге [19]):

«В декабре 1986 г., проведя в Горьком день в день шесть лет и одиннадцать месяцев, после телефонного звонка М. С. Горбачева, Андрей Дмитриевич получил возможность вернуться в Москву. Мы приехали налегке с теми же двумя дорожными сумками, с которыми улетали туда. Разница была только в том, что при возвращении не было конвоя. Спустя какое-то время мы возвратились в Горький, чтобы собрать вещи. На помощь к нам на несколько дней приехали Андрей Малишевский и Леонид Литинский. Вместе с Андреем Дмитриевичем они напаковали 53 ящика книг и бумаг – поразительно, как мы сумели ими обрасти! Это были очень хорошие дни! Трое мужчин занимались упаковкой багажа, я крутилась на кухне, кормила их и катала по-весеннему и уже не кажущемуся столь неприветливым городу».

Немецкий пилот-любитель на Красной площади и отставка руководства Минобороны СССР. «Неизбежность перестройки», ужасы погромов и непонятное бездействие центральной власти

БА:

28 мая 1987 г. 18-летний немецкий пилот-любитель Матиас Руст на летящем на малой высоте легкомоторном самолете пересек границу СССР с Финляндией, беспрепятственно долетел до Москвы и приземлился на Васильевском Спуске Красной площади. Это был День пограничных войск СССР, и «все перепились» потом звучало в числе объяснений этой до сих пор не очень понятной истории. Как тогда сообщалось, Михаил Горбачев, который в этот день был с визитом в Берлине вместе с Министром обороны СССР Сергеем Соколовым, получив сообщение об инциденте, задал маршалу Соколову вопрос, возможно ли такое, что иностранный самолет смог долететь до Москвы и приземлиться на Красной площади. Министр обороны, конечно, заверил, что это абсолютно исключено. После чего он был отправлен в отставку вместе практически со всем высшим комсоставом Минобороны.

Так Горбачев одним махом избавился от противников перестройки в руководстве армии. Правда, новый министр обороны Дмитрий Язов через четыре года стал участником антиперестроечного путча ГКЧП.

* * *

В марте 1988 г. в издательстве «Прогресс» под редакцией Юрия Афанасьева (ректор РГГУ) вышел острый проперестроечный сборник «Иного не дано» с большой статьей Сахарова «Неизбежность перестройки», где он анализирует причины перестройки и заключает: «Такова общая картина тупика, застоя, как она вырисовалась к середине 80-х годов. К счастью, в СССР нашлись здоровые силы, осознавшие, что дальше так продолжаться не может. Лозунги перестройки, ее идеология известны. Это экономическая реформа, гласность, демократизация, в особенности новые принципы выдвижения руководителей, социальная справедливость, новое политическое мышление, провозглашающее приоритет общечеловеческих целей выживания и общемирового развития над всеми государственными, классовыми, национальными, ведомственными и частными интересами. Реальна ли программа перестройки? Этот вопрос волнует сейчас всех. Прежде всего я хочу подчеркнуть, что убежден в абсолютной исторической необходимости перестройки. Это как на войне. Победа необходима». В этой статье Сахаров снова призвал к двукратному сокращению срока службы в армии и к выводу советских войск из Афганистана. Начиная с 15 мая 1988 г. и затем в течение девяти месяцев СССР полностью вывел из Афганистана свой «ограниченный контингент». Но все было очень трудно и неоднозначно.

Сахаров:

«Мы как раз за эти месяцы марта – июня 1988 года почувствовали с большой остротой не только поступательный ход перестройки, в первую очередь гласности, но и противоречивый, внутренне опасный характер происходящих в стране процессов. Появилась знаменитая сталинистская статья Нины Андреевой[135], в конце февраля произошла Сумгаитская трагедия».

БА:

Хорошо помню это чувство отчаяния, в том числе по причине неадекватно вялой реакции на эту кровь федерального центра, лично Михаила Горбачева. Почему-то не предпринимались своевременные меры чрезвычайного характера. Понять это по-человечески было невозможно тогда, непонятно это до сих пор. Войска вводились, но с большим опозданием, со строгими приказами «держать нейтралитет» и зачастую без оружия, из-за чего многие военнослужащие сами становились жертвами разъяренных толп погромщиков. По оперативным сводкам, в ходе подавления беспорядков в Сумгаите пострадало более 270 военных.

Сахаров:

«В конце ноября (1988 г.) вновь обострились азербайджанско-армян-ские проблемы. Начались погромы и насилия в Кировабаде (ныне Гянджи). Ситуация там была ужасающей – сотни женщин и детей скрывались в церкви, которую с трудом обороняли солдаты, вооруженные лишь (так писалось в сообщениях) саперными лопатками. Солдатам действительно было трудно, и вели они себя героически. Среди них были погибшие».

БА:

6 января 1989 г., примерно через десять месяцев после Сумгаитского погрома, в Москве проходила встреча Горбачева с интеллигенцией, на которой, среди прочих, выступил с критикой указов о митингах и демонстрациях писатель Виктор Астафьев. Горбачев стал ему возражать, ссылаясь на Сумгаит, а Сахаров очень эмоционально возразил Горбачеву.

Сахаров:

«Виктор Астафьев говорил о том, что указы о митингах и демонстрациях и полномочиях специальных войск антидемократичны, содержат возможность расширенного толкования, расправ над мирными демонстрациями и митингами – как это произошло в Минске, в Куропатах, в Красноярске и других местах. Это было одно из наиболее важных выступлений на встрече. Оно “задело за живое” Горбачева. Он стал возражать Астафьеву, приводя в пример события в Сумгаите, как доказывающие необходимость быстрого и решительного реагирования. “Мы опоздали в Сумгаите на 3 часа, и произошла трагедия. Рабочие требуют от нас, чтобы мы не допускали анархии”. Как мне было ясно, Горбачев смешивал две совершенно различные вещи – преступные акты убийств, насилий, зверств в Сумгаите и конституционные мирные демонстрации и митинги, в которых находит свое выражение мнение народа. Без демократического движения снизу перестройка невозможна, и бояться этого нельзя. Ссылка на рабочих явно была придумана. Я стал пробираться к трибуне со своего места, расположенного в самом заднем ряду, надеясь получить слово. Но, когда я услышал, что “в Сумгаите мы опоздали на 3 часа”, я не выдержал и громко крикнул: “Не на 3 часа, а на 3 дня. На автовокзале стоял батальон, но не имел приказа вмешиваться. До Баку полчаса езды…” Горбачев явно был недоволен моей репликой и воскликнул: “Вы, видимо, наслушались этих демагогов”».