Судя по тому, как он говорил, казалось, что ему не очень удобно разговаривать с другими. Поскольку Йогири даже не знал его имени, он понятия не имел, что ему нужно. Но если он хотел что-то обсудить, то возражать не было смысла, поэтому он пригласил его в комнату.

Йогири сел на один из диванов, Сейичи занял место напротив него. Юуго и Юкимаса почему-то встали и отошли в сторону, когда они сели. Похоже, они сочли его несколько неудобным для себя.

— Что случилось?

— Ааа… точно. Такату, я хотел… нет, нет смысла скрывать это или прикидываться дурачком, верно, господин Окакуши?

Йогири попятился от его слов. Господин Окакуши, Забирающий Души — почти никто не знал этого титула.

— Кто ты?

— Бог смерти. Именно так! Непобедимая власть над жизнью и смертью теперь в моих руках. Так что мне больше не нужно оставлять все на твое усмотрение. Поскольку у Матери нет возможности контролировать тебя, я буду гораздо полезнее… я буду гораздо важнее…

— Ты не несешь никакой смысловой нагрузки. Чего ты хочешь?

Эти двое были на совершенно разных волнах. Сейичи словно плыл по течению в своем собственном мире.

— До сих пор мне было велено присматривать за тобой, — усмехнулся Сейичи. — Но мне не разрешалось подходить. Или разговаривать. Или смотреть на тебя прямо. Тебе не кажется, что это неразумно?

— Этот парень был в нашем классе, верно? — Йогири спросил Юуго, который стоял позади него. Он никогда раньше не разговаривал с Сейичи, но его лицо показалось ему знакомым. Сейичи сказал, что не может смотреть на Йогири прямо, и это показалось ему немного странным.

— Ты действительно был не в себе тогда, не так ли? Конечно, он был в нашем классе. Я никогда его не понимал, но с тех пор, как мы приехали сюда, он совсем с катушек съехал. Он говорит как сумасшедший с тех пор, как мы приехали.

Оказалось, что Юуго не воспринимал Сейичи всерьез. Но пока Йогири гадал, что с ним случилось, Сейичи медленно поднял руку к лицу. Йогири пытался понять, почему, когда мальчик засунул пальцы в свой правый глаз.

Йогири был застигнут врасплох, его чувства сопровождались короткими вскриками Юуго и Юкимасы позади него. Пока они в ужасе смотрели, Сейичи вытащил свой собственный глаз и положил его на стол между ними.

— Смотреть прямо на господина Окакуши было запрещено. Из-за этого мне выкололи глаз.

Взглянув на предмет, Йогири понял, что на самом деле это не глазное яблоко. Хотя оно было примерно такого же размера, это был не человеческий глаз, а сфера с каким-то рисунком, нарисованным на ней. Хотя это явно был искусственный глаз, Йогири не мог понять, зачем он ему.

— Это… святой глаз. Он может видеть сверхъестественное. Через этот тусклый, смутный взгляд я всегда… наблюдал за вами.

— Так для чего ты его вытащил? Ты пытаешься сказать, что это моя вина?

— Я не могу использовать это… больше. С тех пор, как я пришел сюда, оно потеряло… свою силу. Сила Матери… не может достичь меня… больше.

Это не казалось достаточно веской причиной, чтобы вот так, на глазах у других, вырывать себе глаз. Возможно, в голове Сейичи это было вполне логично. Не то чтобы это было опасно или что-то в этом роде, но Йогири находил это неприятным. Столкнувшись с непонятной для него ситуацией, он не мог не почувствовать дискомфорта.

Сейичи медленно встал.

— Это все, что ты хотел сказать?

— Да. Я знаю… ваша сила… все еще в основном запечатана. Поэтому я хотел сказать… делайте, что хотите. Теперь я возьму… эту силу на себя… для вас.

В итоге Йогири так и не определился, чего хотел от него одноклассник. Хотя Сейичи, казалось, уже знал о нем, он понятия не имел, что на самом деле творится в голове у парня.

Когда Сейичи, наконец, вышел из комнаты, напряженная атмосфера сразу же разрядилась.

— С этим парнем действительно что-то не так. На твоем месте, Такату, я бы не беспокоился о нем, — сказал Юуго.

Йогири взял в руки фальшивое глазное яблоко, лежащее на столе. Внутри него плавали геометрические фигуры, похожие на буквы. Оно казалось особенно хорошо сделанным, но трудно было представить, что оно обладает какой-то особой силой.

— И он просто оставил что-то вроде этого. Хочешь? — спросил Йогири, протягивая его Юуго.

— Ни за что! Ты такой же странный, как и он, не так ли?!

Йогири пожал плечами и выбросил глазное яблоко в мусор. В этот момент из коридора раздался еще один стук.

— Ты же не думаешь, что он вернулся? — спросил Юуго.

— Не знаю. Может, они только что закончили свое собрание, — предположил Юкимаса, имея в виду собрание лидеров. У каждой группы с первой по пятую был свой лидер, и они вместе решали, как будет действовать класс. Так как группы шесть и семь были просто сборными пунктами для бесполезных членов класса, у них не было ни лидеров, ни права вносить свой вклад.

— Привет! — Дверь открылась, и на пороге появилась Томочика с двумя другими девочками за спиной. — Такату, можно с тобой немного поговорить? Ниномия и Кэрол хотят поговорить с тобой кое о чем.

— Эй, как так получилось, что девушки пришли за Такату? — пожаловался Юуго, когда Йогири вышел из комнаты. — Он был таким же одиночкой, как и вы с Фукаи, верно? Я выглядел одиночкой только потому, что был осторожен в общении с людьми, так почему же девушки не приходят посмотреть на такого хорошего парня, как я?!

— Может быть, потому что, в отличие от тебя и Фукаи, Такату выглядит вполне прилично? — ответил Юкимаса.

* * *

В углу сада в особняке, подготовленном для кандидатов в Мудрецы, девочка с длинными черными волосами в школьной форме стояла на руках и коленях, склонившись перед Йогири.

— Мне очень очень жаль!

Ее звали Рюко Ниномия, и, конечно, Йогири понятия не имел, почему она извиняется. Постоянное непонимание того, что происходит вокруг, начинало портить ему настроение.

— Кэрол, давай! Ты тоже извинись!

— Почему? Что я (с)делала? — сказала другая девушка, Кэрол С. Лейн, на ломаном японском. С ее светлыми волосами и голубыми глазами, у нее не было ни малейших признаков японских черт, что было вполне логично, поскольку она была американкой. На ней также была школьная форма, поскольку большая часть класса продолжала носить привычные наряды в качестве повседневной одежды.

— Прекрати так говорить! Ты его разозлишь!

— Хорошо, но почему я должна извиняться? Он же сказал, что ему все равно, верно?

— Первая печать была