Уткнувшись носом в её макушку, вдыхаю до боли знакомый, родной запах, и засыпаю, додумывая свои последние на сегодня мысли: «Я вытащу тебя, моя девочка… Женщина… Ты давно уже женщина, но сейчас беззащитна и беспомощная как тогда, когда была ещё девочкой… Я отогрею тебя, заново вдохну жизнь, и твои глаза снова загорятся, ты снова будешь петь мне свои песни, и будешь улыбаться, всегда только улыбаться…»

Если б только мои планы всегда осуществлялись, а желания исполнялись так же легко, как желаются.

Мы спали долго, проснулись поздно — вымотались морально настолько, что не осталось даже физических сил. Хотя утром, едва вынырнув из необычно спокойного и глубокого сна, я унюхал «тот самый запах» и был уже в полной готовности ещё до того, как понял, что рядом со мной моя Лера, и я безумно хочу её…

Однако в то утро близости не было суждено случиться: там, наверху, меня торопили с расплатой.

В 12:27 я включаю свой телефон.

Ровно в 12:30 звонок от Кристен:

— Алекс, ты — конченный ублюдок! Будь ты проклят, чёртов идиот!

— Тише, Крис, не ори так…

— Как ты там? Натрахался? Душу отвёл? Молодец! Поздравляю! Твой сын мёртв, жена в госпитале. Сейчас самое время пожелать двум голубкам счастья, но почему-то желается только одно: чтоб вы сдохли!

У меня леденеют руки, я сбрасываю короткие гудки и набираю Габриель:

— Габи… — но говорить не могу, горло сдавило, я не в силах даже задать один единственный вопрос, но она и не ждёт его:

— Алекс… наш сын умер… сегодня ночью… Он задохнулся, не родившись…

Её рыдания браво так выкапывают мне ямку, в которую я с радостью сам бы себя уложил, а потом закопал…

— Алекс, любимый… приезжай… мне плохо, так плохо… Ты так нужен мне сейчас, просто приедь и обними, скажи, что всё это сон, просто дурной сон, я проснусь завтра, и он родится живым, и будет как две капли похож на тебя…

После этой фразы я окончательно перестаю соображать: случаются у меня такие моменты, когда эмоции полностью вытесняют способность думать, анализировать, размышлять, поступки становятся глупыми, импульсивными, я тону в болоте из своих собственных ошибок, бед и трагедий, в эту секунду мне всерьёз кажется, что жизнь кончена — я не в силах более ходить по этой Земле. Хочется взобраться на самую высокую гору, поднять голову вверх и крикнуть что есть мочи: да заберите же меня отсюда, наконец!

Но нет, на этой Земле у меня есть опора, мой персональный ангел-спаситель воплоти.

Из ванной выходит Лера:

— Что случилось, Алекс?

Я боюсь не то что смотреть ей в глаза, но даже просто повернуться лицом, так и стою у окна, к ней спиной, совершенно голый и уничтоженный.

— Мой ребёнок умер.

— Как это умер?

— Задохнулся.

— Что?

— Он задохнулся внутри неё. Мой сын.

А ведь она говорила мне: «Алекс, мы не можем!»…

Набираюсь храбрости, решаю, что деваться некуда, как примет, так примет, поворачиваюсь и спрашиваю у неё:

— Это моя вина, ведь так?

И тут и происходит то, что, собственно, всегда и происходит, когда речь идёт о том, что Алекс в беде:

— Нет, Алекс, это не твоя вина, это наша вина. Нас двоих, нас обоих. И понесём мы её вместе, вдвоём, мы поможем друг другу и переживём это, обещаю тебе…

И я не знаю, как объяснить это, но эти её слова, эта безоговорочная поддержка в любой ситуации, когда ты, мужик, не просто накосячил, а конкретно нагадил и сам влип, она наполняет меня какой-то неведомой силой, словно черпает её из какого-то источника и гигаваттами в экстренном режиме вливает в меня. Эта энергия потоками льётся через её руки, обнимающие меня сзади, через её ладони на моём животе, через её голос и мягкость, мудрость, стремление поддержать, подставить плечо, на которое можно опереться…

"Down" Jason Walker

И в этот момент, когда она, подобно матери, утешает меня, несмотря на всю чудовищность моей провинности, искренне заочно прощая меня за всё, я думаю о том, насколько был глуп, не доверившись ей сам — ведь это я первый не поверил, я первый не доверял! Нужно было рассказать ей об аварии, она, может, и осудила бы в душе, но никогда не сказала бы мне это в лицо, и точно не бросила бы, она бы… поддержала!

И от этого знания мне становится ещё хуже: я рыдаю, и Лера, вероятнее всего, думает, что из-за ребёнка, и это, конечно же, так, но главная причина — осознание собственной беспроглядной глупости. Сглупил сам, а казнил за это все последние два года её, да так, что едва не угробил.

Вот как? Как с этим жить? Я уже и без того тащу на своей шее тонны вины, но как мне вывезти эту?

А она, блин, мать Тереза — прощает всё, гладит меня по голове… И сильнее всех рыдает на похоронах. Крис, Анна и Габи в чёрных очках и шляпах, грёбаные аристократки, блин, и только Лера не прячет глаза, не боится размазать косметику и искренне, по-детски обильно оплакивает нашего с Габриель ребёнка.

Но вернёмся чуть назад, в больницу, куда я приехал спустя час после едва не погребшей меня под собой новости.

Кристен и Анна в холле пьют кофе у автомата, увидев меня, подруга демонстративно поворачивается спиной, но как только вышедший навстречу врач предлагает мне разговор прежде, чем я войду в палату к жене, она тут же меняет направление, присоединившись к нам:

— Мисс, я хотел бы поговорить с мистером Соболевым приватно! — возражает док.

— Я родная сестра Габриель и тоже имею право знать, что произошло! — не сдаётся подруга.

Доктор спрашивает взглядом, и я отвечаю:

— Я не против.

— Хорошо, пройдите в мой кабинет.

По пути успеваю спросить:

— Крис, я же просил тебя присмотреть за ней, ты была с ней или нет?

— Нет! Твоя жена, ты и смотри!

— Вот же, чёрт…

— Присаживайтесь, — приглашает меня доктор.

— Мне лучше стоя, — совсем не хочу сидеть.

— А я вам говорю, сядьте!

Решаю, что спорить — не самый подходящий момент, сажусь.

— Ваш ребёнок умер, полагаю, вам уже сообщили об этом, — я чувствую его неприязнь.

— Да, жена сказала мне.

— Что у вас происходит в семье?

— Мы… не ладим. Какое это имеет отношение к случившемуся?

— Самое прямое.

Я понимаю, что сейчас меня будут линчевать, да мне и не жалко: один хрен — я и сам себя съем.

— Дело в том, что я бы не назвал гибель вашего ребёнка трагической случайностью или непредвиденной патологией.

— А чем же? — резко нападает на него Кристен.