Я отправилась в комнату матери. Она сидела за столом и собирала паззл.

— Мама, — начала я, — может, это безумие, но я хочу стать агентом по недвижимости.

Она аккуратно укладывала в картинку кусочек неба и, казалось, даже не слышала меня.

— Но ты же учишься на детскую медсестру, — наконец откликнулась она.

Я почувствовала, что краснею.

— Да, конечно, я знаю, но мне кажется, эта работа все-таки не для меня. Я уже сыта по горло медициной. Мне хочется чего-нибудь другого, совершенно нового.

— Но почему недвижимость? — недоумевала мама. — Ты ведь ничего об этом не знаешь.

Пришлось рассказать о моих воскресных вылазках, которые я совершала уже несколько лет.

— Понятно, — коротко сказала она. Она никогда не тратила много времени на всякие охи-ахи. — В таком случае глупо упускать свой шанс. Берись за это не раздумывая.

Она говорила так, будто это было что-то само собой разумеющееся. Реакция отца оказалась еще лучше. Он пришел в такой восторг, что вылез из кровати и прямо-таки забегал по комнате.

— Ты ведь не знала, Энди-Пэнди, что до того, как я стал работать в «Сирс», я сам получил лицензию агента по недвижимости.

Я ушам своим не поверила. Он никогда об этом не говорил.

— Значит, это наследственное. Почему же ты не стал маклером?

— Твоя бабушка тогда заболела, и я решил повременить с этим.

Я поразилась совпадению, но отец, кажется, этого не заметил.

В результате мы до полуночи не ложились спать и пытались отыскать отцовскую лицензию. Наша поисковая партия, вооружившись фонарями, перерыла все коробки в гараже. Лицензию мы так и не нашли, зато обнаружили массу забытых вещей: мои старые костюмы для Хэллоуина, папины письма из Вьетнама, связанный бабушкой замечательный плед, проеденный молью до дыр.

На следующий день я позвонила Фрэн и сообщила, что намерена получить лицензию.

— Чудесно, — обрадовалась она. — Пишите нам о ваших успехах, и мы будем ждать вашего заявления.

— Я только хотела спросить, — сказала я под конец разговора, — вы сказали, что новый офис будет в Палм-Дезерт. Это значит, что маклеры должны там жить?

— Я точно не знаю, что решит руководство. Этот вопрос еще не обсуждался. Конечно, так удобнее, но, скорей всего, это не обязательно.

Я бы хотела услышать другой ответ. «Да» или «нет» освободило бы меня от ответственности. А теперь придется самой решать, смогу бросить родителей или нет. Обзавестись собственным жильем в Палм-Дезерт — предел моих мечтаний, но я понимала, что даже ради этого не смогу их оставить.

Мама чистила овощи на кухне.

— Знаешь, если я попаду на эту работу, мне, видимо, придется переехать в Палм-Дезерт.

— Да, — кивнула она, — это разумно.

Я смотрела на ее ловкие морщинистые руки, которые скребли морковку.

— Но как я оставлю вас с папой?

Она отложила морковку и стала сосредоточенно вытирать ладони:

— Не беспокойся об этом.

Я почувствовала, как на глаза у меня наворачиваются слезы. Я выбежала из кухни, чтобы мама ничего не заметила.

Через несколько минут она пришла ко мне сама:

— Слушай, я вот что придумала. Если ты уедешь в Палм-Дезерт, к нам сможет приехать Милли и жить у нас.

— Милли Сандерс? — удивилась я.

— Ну да. Она сегодня утром снова звонила, бедняжка, все мается без дела. Дети не хотят брать ее к себе, и, наверное, ей лучше уехать из Барстоу. Она может приехать к нам, жить в твоей комнате, помогать мне ухаживать за папой. Так что все складывается очень удачно.

Она улыбалась, как будто все уже решено. Я смотрела на нее, тронутая до глубины души, и не знала, что сказать. Уверена, меньше всего на свете ей бы хотелось, чтобы у них с папой под боком поселилась ее старая школьная подруга, и конечно, все это делалось только ради меня.

Я обняла ее:

— Спасибо, мама.

Она пошла сообщить об этом отцу, позвонить Милли, и через час все было улажено.

На следующий день я подала заявление об уходе из колледжа и записалась на курсы по основам недвижимости. Мне там так понравилось, что я даже начала понимать математику. До экзамена оставалось несколько недель, но я начала готовиться заранее. Тест состоял из ста пятидесяти вопросов, и требовалось выбрать правильный ответ из нескольких вариантов. Экзамен считался сданным, если неверных ответов окажется меньше сорока пяти. Я же собиралась правильно ответить на все. Такого стимула к учебе у меня не было никогда в жизни.

Я ездила в Палм-Дезерт каждые выходные и подыскивала себе жилье. Вскоре я выбрала несколько подходящих вариантов и каждый вечер, обложившись журналами по интерьеру, представляла, как обустрою новую квартиру.

Это было счастливое время, время надежд. А потом в один день все в мире перевернулось с ног на голову.

Утром девятнадцатого июля мы с родителями завтракали на кухне. Зазвонил телефон, и мама встала из-за стола:

— Это, наверное, Милли.

По ее первым словам, даже по тому, как она стояла, мы поняли, что случилось что-то страшное. Оцепенев, мы смотрели на нее, пытаясь понять, что же произошло. Наконец она произнесла в трубку:

— Спасибо, Мэрилин, что сообщила нам.

Отец застонал, словно ему нанесли смертельный удар.

— У Джина инфаркт, — сказала мама, повесив трубку.

В тот же день я помчалась в Лос-Анджелес и не останавливалась до самой больницы. Там меня отвели в отделение реанимации. Дядя Джин лежал, весь утыканный датчиками, в окружении мониторов и приборов, так хорошо мне знакомых по работе в «неотложке». Видеть его в этой обстановке оказалось мучительно.

Я поговорила с врачом. Анализы и показания приборов давали пока слишком неопределенную картину, и он не мог сказать, каковы у дяди шансы выжить.

Несколько часов я просидела в приемной бок о бок с Мэрилин, хотя знала, что я ей в тягость. Но уйти не могла.

— Он умрет, — твердила она, — я знаю, он умрет.

В конце концов медсестра велела ей отправляться домой, и я отвезла ее на своей машине. Дома я стала предлагать ей помощь — купить продукты, кому-то позвонить, но она быстро поставила меня на место:

— Сколько ты намерена здесь оставаться?

Я сказала, что могу переехать в гостиницу.

— Еще чего. Ты племянница моего мужа и можешь у него жить, только не рассчитывай, что я буду тебе готовить или стирать.

Перед тем как вернуться в больницу, я заехала в торговый центр «Беверли». Мне хотелось вспомнить, как дядя привозил меня сюда, когда я была маленькой. Сначала мы всегда обедали в продуктовом отделе, а потом он вел меня в магазин игрушек. Он так и стоит у меня перед глазами — смеется, уплетает пиццу, изображает Санта-Клауса, и это как-то заслонило от меня то, каким я видела его утром: мертвенно-серым, опутанным проводами и обставленным приборами, в больничной палате всего лишь на той стороне улицы.