и тут же возносит к небывалой эйфории. Запоминаю ее уникальный вкус, такой манящий и гипнотический. Понимаю, что подсяду на эту дрожащую волну непреодолимого желания и зовущего, пряного и острого кайфа.

Ле-ра…

В голове бомбит непрерывно ее имя. Мой напор неуправляем, но приносит суперкайфовые ощущения, особенно когда малышка перестает брыкаться и замирает. Сквозь приоткрытые веки наблюдаю, как она успокаивается. Обволакиваю ее языком, не могу удержаться, тут же касаюсь ее и судорожно замираю. Ее рот — погибель. Этот вкус не забыть никогда. Этот священный акт смахивает последние сомнения того, что она не моя. Лера Архарова росла, чтобы мне принадлежать. Теперь я понимаю это четче.

И я позволяю себе её одержимо засасывать. Не могу удержаться. Не способен сейчас.

Лера порывисто вцепливается ногтями в мои плечи и уже слабее, но все же пытается отодвинуться. Нет. Без вариантов. Пользуюсь ее поднятыми вверх руками, подхватываю под спину и шею. Блокирую, не отрываюсь от губ. Не хочу. Мне мало.

Так ничтожно мало, что готов тут долго стоять, не отрываясь. Но все же, прекращаю и прижавшись к ее щеке, шепчу ей.

— Ты моя девочка. Моя теперь. Слышишь? Забудь Макса. Выброси его на хрен из головы.

— Что ты несешь, Мот? — дергается в руках.

— Лер, все не так теперь, — сжимаю крепче. — Будь со мной. Мы все решим.

— Да что ты собрался менять? — сердится она. — Это невозможно. В смысле, что ты там себе надумал.

— Почему?

Раздается громкий стук в дверь, которая сразу же открывается, и входит отец. Я успеваю выпустить Леру из рук.

— Ребят, уже накрыли на стол. Идем. Что вы тут все решаете?

— Ребус, бать. Называется «Невозможное возможно».

9

— Будьте готовы вечером. Идем слушать Шуберта и Брамса. Вот билеты. Взяла всем! — тычет назидательно в нас пальцем теть Лада. — Эй, вы двое — обязательно!

— Я не могу! — сопротивляется Лера.

— Можешь, — спокойно говорит ее отец. Он откидывается на стуле и поднимает на дочь предостерегающий взгляд. — Можешь, Лера. Не будем маму расстраивать.

— Спасибо, милый, — благодарит его жена.

Перевожу взгляд на пылающую негодованием Леру. Злится. Ну это нормально. Архарова включила режим турбо-сука. С любопытством наблюдаю эту трансформацию. Глаза так ярко сверкают, что поражаюсь. Из зрачков льется сногсшибающий огонек бешенства, который с трудом гасится, когда приходится отвечать своим родителям. Но как только я ловлю эту ядерную смесь, то становится не до смеха. Это лазер яда, вспарывающий кожу и заполняющий поры, вздувающий отвар, распространяющийся по всему организму с космической скоростью. Вот это Лерку коротнуло. Такого еще не наблюдал. Это из-за поцелуя, что ли? Так он не последний.

— Лерунь, а ты не хочешь? Или перестала устраивать компания? А Макс как к классике относится? — могильным голосом завожу перечень вопросов.

Да, сдаю ее. Прямо при всех. Грязно играю.

— Макс? — вскидывает брови дядя Спарт. С ледяным выражением лица он откладывает столовые приборы и поворачивается к дочери. — Детка, кто это?

— Знакомый мальчик, — сдавливает мне со всей силы пальцы под праздничной скатертью, но при этом смотрит только на отца. Маленькая, а сжимает так, что кожу мне продирает. — Очень хороший, — арктически вещает и дерет мне дальше кожу. — Классику просто обожает.

— Лера, никаких глупостей, — придавливает весомостью аргумента ее родитель. Окатывает ее таким значительным взглядом, что понимаю когда-нибудь при малейшей промашке меня тоже придушат. Друг отца покруче Рембо, когда речь идет о его сокровище, но меня уже хрен остановить. Я готов. — В филармонию идем все. Не обсуждается.

— Да, пап. Матвей, не хочешь воздухом подышать? — по-змеиному улыбаясь, предлагает мне прогулку.

— Безусловно, Лера, — отодвигаю стул и помогаю ей выйти. — Прошу, — церемонно подставляю локоть.

Получив щипок, удаляюсь со своей гадюкой в сад под аккомпанемент перешептывания старших.

— Что это с ними? — мамин голос.

— Маш, не обращай внимания. Они всю жизнь ссорятся, — отмахивается тетя Лада.

Обернувшись на выходе, натыкаюсь на внимательный взгляд Спартака. Выдерживаю его. Но вместе с тем понимаю, что меня нещадно раскалывают. Ну так, значит так. Руки мои развязаны тогда. Остальное переживу.

Не успеваем завернуть за угол дома, как Лерка фурией налетает на меня и садит с разбега ладонями по моим плечам.

— Ты охренел, предатель?

— В каком месте?

— Зачем Макса сдал?

— М-м-м-м, — издевательски тяну. — а ты оказывается его скрываешь. Стыдно за него, да? Хотя за такую нюню я бы тоже стыдился.

— Ну и падлючий ты стал! — закатывает глаза она и шипит как змея. — Зачем так? Ты же знаешь, какой мой папа!

Аргумент огневой. Знаю. Спартак зароет за дочь и еще и сверху попрыгает. Оберегает Леру, аки пес цепной, но он и в душе не колупает, что за оторва у него выросла. Лерка ни хера не пионерка! Дядя Рус сыпанул немного наборчика безбашенных генов.

— Почему сразу падлючий? Что перестало устраивать?

— Матвейчик! — наступает на меня, уперев руки в бока — Я предупреждаю! Пошел ты в жопу! Или дружим как раньше или я тебя со свету сживу!

— Я с тобой дружить уже не хочу, — отшагиваю назад, но смотрю не отрываясь. Ну такая она малышка милая, хоть и бесится.

— С фига? Из-за глупостей в голове?

Упираюсь в гамак, стопорюсь ногами и перехватываю руки гюрзы. Растрепалась, вся всклокоченная, злая, аж глазюки сверкают, но такая хорошенькая. Помимо воли улыбаюсь и заглядываюсь на нее.

— Лерка, ты смиришься. Уже не будет по-другому, малышка моя. Я не могу дружить, о другом постоянно думаю, о твоих…

Сукаааа… как же больно…Вот это удар! Пять баллов! В рот компот… тут же раздается оглушительный писк. Не, ошибся. Просто получилось случайно. Я сейчас не только ослепну, но еще и оглохну. Отдираю руки от пострадавшего глаза. Так и есть, зажала кулачок и согнулась, поскуливает чуть. Ну конечно, так лупить уметь надо. Протерев еще раз свой глаз, хватаю ее за руку и быстро осматриваю.

— Больно?

— Нет! Пошел в жопу, озабоченный!

Далась ей эта жопа.

Выдирает свои пальцы, но я не отпускаю. Немного неловких движений и мы валимся в гамак. Хорошо, что он широкий. Плохо, что падаю прямо на нее. Лера выгибается, пытаясь выбраться и нечаянно прижимается ко мне грудью. Тесно. Как по моим ощущениям — очень чувственно. Время замедляет свой ход, и я тягуче отсчитываю секунды, которые становятся мега-длинными.

Замираю и осматриваю ее. Прилипаю к лицу и жадно разглядываю. Красивая. Злая. Бешеная. Девочка. Грудь… туда-сюда… верх-вниз… Губы чувственные и манкие. Такая она…

— Пусти, бегемот!

— Лера! Ты мне глаз подбила. Нужна компенсация. — смотрю на ее рот.

— Сейчас врежу!

— Да