Нежный, наглый, потрясающий. Он… Да Макс и рядом не стоял. А Мот он как бог! Сексуальный бог! Когда обнял, не смогла устоять. Да к чертовой матери! Я забыла, что нас объединяет такой пласт общего. Словно впервые его увидела.

Горячий, манкий, пылающий факел. Губы, руки, притяжение, все как впервые познаю. Все забыла. Только он существовал тогда. И еще… Я кончила. И это просто взрыв. Просто от поцелуя. Его влажный язык был таким вкусным, одуряющим, требовательным и сногсшибательным, что не смогла себя удержать. Боже, как же я его целовала, как нимфоманка законченная. Не могла оторваться. Просто не могла.

Мой телефон вздрагивает.

«Ты где?»

Отметаю сомнения. Еще секунда, и я не пойду к нему. А мне нужно! Жизненно необходимо выяснить, что я к нему теперь чувствую. Как мне теперь быть с ним? И есть только один способ еще раз убедиться в этом. Мне надо это сделать.

«Через полчаса» — быстро печатаю и вскакиваю с кровати.

Бегом несусь в душ. Потом причесываюсь и накидываю сарафан. У двери, когда обуваюсь, понимаю, что забыла надеть бюст. На секунду замираю, но потом махнув рукой, решительно направляюсь на выход. Я не знаю с каким лицом я тараню по дорожке, но входящий в калитку папа замирает в изумлении.

— Здравствуй, котенок, — обнимает меня и целует в щеку. — Ты куда с таким видом?

— Привет, па, — старательно ему улыбаюсь. — Мне надо.

— Кому-то не поздоровится? — подмигивает мне он.

Ох, мой родной, знал бы ты истинную причину моих переживаний. Сидеть мне не пересидеть запертой в своей комнате. И носил бы мне папочка еду, как арестанту позорному. Прости меня, мой хороший. Ты так хорошо обо мне думаешь, но я правда-правда не делаю ничего такого! Это я, конечно, про себя проговариваю.

Надо сказать, что мой папа Спарт наитрепетнейший отец. Я люблю его так сильно, что просто не могу, как и любой нормальный ребенок, не скрывать от него свои шалости. Просто для него я лишь маленькая дочка, которая, наверное, никогда не вырастет. Хотя мама окорот в его опеке какой-то дает, а то бы и сейчас в юбке в складку и с косами ходила. Нет, мой папа нормальный, просто уж очень за меня трясется. Но это не мешает мне любить его всесильно.

— Все нормально, па!

— Куда ты?

— К Моту загляну.

— Дааа? — вдруг взгляд отца становится тяжелым и пронизывающим. — Зачем это?

— Па! Ну что за странный вопрос. Я что к другу детства не могу сгонять? Ну в чем дело-то? — дрыгаю ногой в нетерпении.

— Ну если только к другу… То давай.

Срываюсь с места и несусь. Папина задержка поубавила мне пыл, и я боюсь, что и вовсе передумаю.

— Лерка! — догоняет окрик в спину. Оборачиваюсь и вижу внимательный взгляд. — Недолго там.

— Па-а-а-п! — недовольно выкрикиваю и резко развернувшись припускаю во весь опор.

Пролетаю расстояние очень быстро. Знаю, что у Филатовых никого, поэтому смело тараню через двор и толкаю дверь. Сбросив обувь, стремительно перемещаюсь в пространстве. Мота нет. Зову его, но не откликается. Странно. Сбавив скорость, брожу по пространству.

У меня глюки сейчас начались?

На цокольном этаже слышу перебор струн. Нежная мелодия заставляет спускаться вниз, там у отца Матвея небольшая студия. От увиденного буквально спотыкаюсь на входе. Нет, ну это невозможно. Как можно быть таким, а? Да на черта же мы дружили все детство? Сейчас бы так не мучилась.

Мот сидит на высоком стуле, склонившись над гитарой. Неспеша перебирает нейлон, извлекая щемяще пронизывающую мелодию. Я замираю и напряженно вслушиваюсь. Он нежно касается струн, и они слушаются его, словно настоящие. Зачем он приуменьшал свои возможности, говорил, что немного только играет. Нет, это не так. Гитара как живая. И Мот с ней как единое целое. Ведь только полная гармония может так спаивать две сущности. Только такой тандем рождает это все.

Стою, опершись на стену и слушаю, слушаю, слушаю. Моя душа переполняется такой открытой чувственностью и режуще-щемящей негой, что нечаянно плачу. А он все играет и играет. Голая, бугристая от выступивших мышц, спина удерживает мой взгляд. Сильные плечи притягивают. Матвей, немного наклоняется в такт, иногда покачивает головой на особо завораживающих аккордах. Боже, как же он красив. Мужественный, могучий, монолитный! И тут же такие ласковые для ушей звуки, извлекаемые из гитары.

Не могу больше держаться на ногах и сползаю по стене на пол. Шуршащий шум привлекает внимание Мота, он оборачивается, не переставая перебирать струны. Играет и смотрит на меня, не отрываясь. И я не могу оторваться. Так и впились друг в друга взглядами. Бессильны прервать контакт.

Матвей внимательно сканирует меня. Я вижу, что он не совсем здесь. Он там, в своей божественной мелодии. Парит на вершинах, танцует на нотах. Мимика вроде бы и не подвижна, но вот глаза. Сколько же они выражают, не выговоришь. Просто не скажешь. Там сложно и неразборчиво. Вот и у меня так же. Мелодия постепенно затихает и уловив момент, я одними губами спрашиваю.

— Чье произведение?

— Не бери в голову, — отмахивается он. — Так. Баловство это. — откладывает гитару в сторону и поднимается со стула.

Я одновременно с ним вскакиваю с пола. Момент волшебства закончен. Мот кошачьей походкой приближается. Я как загипнотизированная слежу за ним. Глаза в глаза. Неотрывно. Бешено. Яростно. Нарастает напряжение. Мой пульс начинает биться с огромной скоростью. И сердце тоже колотится.

Мот подходит и упирается руками по обе стороны моей головы. Чуть склоняется к уху и выдувает слова.

— Так что ты хотела, малышка?

Ждет ответа, не поднимая глаз. Окатывает горячим дыханием мою щеку. Секунда и ведет носом по моей скуле, оставляя за собой выжженную кожу. Но она не болит! Мой тело откликается и требует еще этого дикого огня.

— Я… Мне надо кое-что…

— Так что же? — замерев у моих губ, спрашивает шепотом. И этот шепот громче крика. Я глохну. — М? Лер-р-а-а-а-а? Что ты хочешь узнать?

— Надо проверить.

Была не была! Обхватываю шею Матвея руками и впиваюсь в его губы. М-м-м-м-м…. Сладко. Горячо. Кайфово! Ровно через короткое мгновение, Филатов так меня целует в ответ, что небо и земля меняются местами в моем поплывшем сознании.

Господи, какие у него губы! Я забываю, все забываю. Где я, кто я? Все в прошлом: стыд, сомнение, недоумение. Все там, за чертой. Не помню, что Мот был как брат мне, я теперь не знаю, что это за чувство. Мне хорошо. Боже, мне так хорошо, когда он меня трогает. Мот просто