— Ты! Хотел! Тормознуть! Гад! — практически выплевывает свой яд.

Вот оно в чем дело. Довольно ухмыляюсь про себя. Ясно все. Зацепило. Это знак!

— Все. Тормоза спущены.

— Нажаты!

— Не-а! Не угадала. Жму на спусковой, — подрываюсь и целую ее.

Ну не могу удержаться. Впиваюсь как оголодавший. Нежная. Сладкая. Космо-о-о-с-с-с-с. Хочу! Я ее хочу. Так встает, что отрываюсь от Леры и сгибаюсь от нахлынувшей острой, но такой приятной боли. Задыхаюсь.

— Что это? — ерзает она — Что ты в меня им тычешь? — пытается сбросить — Уйди! Слезь с меня!

Мой налитый и очень твердый конец упирается ей в бедро. Прямо во внутреннюю сторону. На грани. Немного повернуться и упрусь прямо туда. И если я это сделаю, то она окажется без трусов сразу. Сорву. И насрать, что родаки в доме. В голове мутится и крутится все калейдоскопом. Все впадинки ее ощущаю остро и слишком сильно это действует.

— Лер, — шепчу сквозь сжатые зубы — Может попробуем? Я не могу больше терпеть.

— Нет! Нет!!! — сопротивляется адски. — Слезай же.

Без вариантов!

Как разорванный пакет сгребаюсь и отодвигаюсь в сторону. Валюсь рядом с ней на спину и закрываю глаза руками, иначе от жести похоти сейчас кровь из глаз польется. С трудом реанимируюсь и пытаюсь вернуться в действительность.

— Фу… — передергивается она. — Положи свой… этот на место. Пусть он ляжет назад!

Возмущенный голос вырывает меня из тумана и опускает с размаха на землю.

— Кого? — не понимаю ее.

— Вот! — тычет пальцем на мой член. — Он стоит!

— Представляешь! Так бывает. Когда пиздец как хочешь! — но все же поправляю, чтобы она перестала орать. Блядь…Не ложится! — Я не могу. Никак пока.

— Убери! — нервно взвизгивает, но самое интересное, взгляд не отводит.

Лера неловко сидит в гамаке. Еще и в сторону пытается отползти. Не получается. Без конца ко мне скатывается. И то, что она все время касается меня своим горячим бедром, провоцирует смертельно. Член не опадает совсем. Я хочу ее потрогать. Ломит все тело, а пальцы особенно. Чтобы не усугубить, опускаю башку между своих ног. Сука… Я бы между ее опустил! Не даст ведь!

Просто бы языком почувствовать ее шелк кожи. Облизать твердые соски, провести рукой по…

— Мот! — тычок в бок очень болезненный.

Прочухиваюсь и поднимаю голову. Хуже все стало. Намного хуже. Ее футболка задралась немого. И вновь в мозгу всплывает ее голый живот, как тогда на квесте. Со стоном откидываюсь на сетку и закрываю лицо руками. Стону, как умирающий.

Она сводит меня с ума.

— Что тебе, Лерочка? — тру обреченно лицо.

Короче, думаю, что надо подрочить, иначе пиздец. Растерев лицо, поворачиваюсь к ней. Что скажет?

— Давай по-хорошему. Да прикрой ты это! — вздыхаю, но накидываю на торчащий конец мастерку, которая случайно валяется поблизости. — Ты мой друг!

— Я больше не твой друг!

— В смысле? — поднимает брови. — Мы теперь в контрах? А как же вся наша прежняя жизнь?

— Нет, малыш. Мы, как ты выражаешься, не в контрах. Просто теперь я хочу, чтобы ты была моей. И ты будешь. Не ори! — прижимаю ей палец к губам, когда вижу, что она открыла рот для потока возмущений. — Ну не смогу я как раньше. Перемкнуло. Ясно? Короче, я понял. Ты росла только для меня. Ты моя!

Архарова отползает от меня и растерянно смотрит. Глаза в какой-то момент наливаются слезами. Она даже больше не злится. Она в шоке. Да я и сам там же нахожусь. До конца не догоняю, какого хера так вышло. Но я не могу по-другому. Как бы я не старался, все равно возвращаюсь к тому, что она моя. Нет больше ни грамма сомнений. Вообще нет.

Это карма, судьба, стечение обстоятельств. Я хуй знаю что! Но я не могу отдать ее кому-то, особенно этому придурку. Ну что он ей может дать? Да ничего! Он по факту просто гандон и все. А я другое!

— Мот, ты больной? — настороженно спрашивает. — Ты реально считаешь, что у нас что-то выйдет?

— Обязательно!

— Нет, ты все-таки чокнутый. А обо мне ты подумал? Спросил?

— Лер, я все видел, как ты смотрела, — высказываю ей свои догадки. — И поцелуй нечаянный наш тебе понравился. Да? Иначе что засмущалась потом?

Краснеет страшно. Просто помидор перезрелый. Закрывается. Опускает лицо в свои коленки и занавешивается волосами. Молчит, ничего не говорит, но я-то знаю, что прав. Не лез бы тогда, если бы ошибался. Да? Да же! Да!

— Тебе показалось, — доносится глухой голос.

— Ага. Точняк.

Улыбка раздирает мое лицо. Не могу сдержать. Захлестывает от того, что верные догадки. Я знал! Знал же ж!!! Все получится, пусть не сразу.

— Пошел ты, извращенец!

Махом перекидывается через меня и за секунду исчезает. Это что? Что за херня!

Свинтила. Смахнулась как фанера. Да что за нахрен! Ладно. Все равно по-моему будет. Побрыкается пусть немного. На празднике моем помотаю ей нервы. Ревность самое лучшее лекарство для проявления чувств. Воспользуюсь Викой. А Лерка, хер с ним, пусть с Максиком припиливает, а там на месте разберемся. Испорчу один свой день рождения. Их еще много будет.

Привожу себя в порядок и иду в дом. Сажусь за стол и все оставшееся время ловлю на себе внимательный и чуть раздраженный взгляд дядь Спарта. Лыблюсь в ответ! Че еще мне делать. Замечаю, как мой батя над нами ржет.

Батя Ванга в действии. По ходу тоже просек.

10

— Убери руку, мне неудобно, — шипит Лера, толкает меня с подлокотника.

Молча снимаю и позволяю сесть так, как ей хочется. Хорошо, фиг с ней, пусть психует. Впереди нас восседают родители. Они настолько увлечены игрой солиста на виолончели, что вряд ли слышат нашу возню.

Бушует. Революционерка неугомонная. Ну я так думаю, если злится, то значит небезнадежно все. Значит что-то есть у нее ко мне. Значит…

— Не дыши в мою сторону!

Да бля… Я сейчас ей по заднице настегаю. Просто отхреначу прямо здесь при всех! При воспоминании о Леркиной заднице-орехе мигом поднимается не только настроение, но и мой член. Он прям восстает и каменеет. Сукаааа…. Ну в филармонии же!

Меняю положение в кресле и пытаюсь сосредоточиться на игре солиста. Даже глаза прикрываю, пытаюсь погружаться в произведение. Ну чтобы побыстрее пришло воодушевление. Три струны. Всего три струны. И смычок. Как он пилит на инструменте так забористо? Внимательно луплюсь на него. Солист весь растворился в музыке. Он и есть само продолжение смычка, который соприкасаясь со струнами, рождает эту мелодию.

— Отвернись!