генерал Галлер и генерал Загорский настаивали на этой идее; с другой стороны, генерал Розвадовский по телефону предложил мне немедленно прибыть в Главную квартиру. Однако я не мог сейчас же покинуть Полесскую группу: отрыв от противника, который следовало совершить в 80 км от остальных групп Северного фронта, был предприятием рискованным и требовал особых распоряжений.

Кроме того, на следующий день Полесская группа была атакована на участке Коден — Пишчаль. Я начал с того, что отразил эту атаку и ускорил движение на Янув, которое 14-я пехотная дивизия приостановила накануне. Затем я уладил все детали отхода Брестской группы на Лукув. Наконец, я внезапно высвободил свои охранные подразделения и 7 августа, около полуночи, начал приказанный стратегический отход.

Быстрый прыжок Полесской группы назад, без которого невозможно было бы осуществить идею маневра 6 августа, подвергал серьезной опасности левое крыло Юго-Западного фронта под командованием генерала Рыдз-Смиглы. Этот фронт был, помимо прочего, ослаблен отводом 18-й пехотной дивизии, направленной на Модлин, и потерей 1-й и 3-й дивизией Легионов, которые были переданы 3-й армии и образовали ударную группу. Генерал Рыдз-Смиглы, чье правое крыло еще вело тяжелые арьергардные бои между Серетом и Стрыпой, воспользовался временным ослаблением Буденного и намеревался любой ценой удержать левое крыло своего фронта на Буге, чтобы обеспечить эффективное прикрытие Варшавской операции. Его распоряжения ввиду активной обороны Бугского сектора требовали тесной связи между Полесской группой и 3-й армией; это соглашение еще более отсрочило мой отъезд в Варшаву.

Лишь 9 августа я передал командование Полесской группой генералу Конаржевскому и отбыл в Варшаву. Я явился к генералу Розвадовскому, который благодаря своему спокойствию, рассудительности и методичности нашел в данных обстоятельствах случай использовать в полной мере свои стратегические взгляды, свою неистощимую энергию и свою несгибаемую волю, уверенность глазомера и решительность. Эти качества отличали также и генерала Вейгана, работавшего вместе с ним.

Он сориентировал меня относительно намерений Главного командования, в соответствии с которыми контрнаступление должно было начаться у Варшавы не позднее 19 августа. Он изложил мне, чего сам просит от 5-й армии, и заметил, что в случае, если 5-я армия окажется в тяжелом положении, ее возможно будет усилить 10-й пехотной дивизией, размещенной с этой целью в Яблонне.

Командующий Северным фронтом генерал Юзеф Галлер, пользовавшийся у солдат всеобщим доверием, позднее рассказал мне, как видел ситуацию со своей стороны; он уточнил мне задачу и роль 5-й армии в структуре Северного фронта.

Генерал Вейган считал наше положение севернее Буга— Нарева серьезным. Он не скрыл от меня, что оно не совсем ясное и что наши представления о противнике, на которых основываются принятые решения, нуждается в проверке. Перейдя к будущему участку действий 5-й армии, он подчеркнул огромное превосходство противника, оговорившись, что собранные сведения не позволяют точно установить его намерения. Предвидя сюрпризы с этой стороны, он выразил убежденность в том, что этот участок будет управляться с решительностью и энергичностью, которых, по его мнению, требовала обстановка.

Таким образом, я смог удостовериться в том, что концепция сражения на Висле, принятая 6 августа, какой я ее знал в целом, к 9 августа глубоко изменилась. Решение главнокомандующего от 6 августа основывалось на сведениях о противнике, которыми мы располагали на тот момент. Эти последние не только не давали точного представления о положении сил красных, осуществлявших решающее наступление в северной части фронта, но и вводили в заблуждение относительно положения противника в целом.

Нашей главной ошибкой было предположение, что главное направление наступления войск красных на Варшаву находится южнее Буга — Нарева, тогда как в действительности оно было севернее этой реки. Только позднее мы обнаружили охватывающий маневр, осуществляемый советской 4-й армией совместно с III кавалерийским корпусом.

Наблюдая за действиями III кавалерийского корпуса, который 7 августа перешел Нарев в окрестностях Ружана, оттеснил нашу 8-ю кавалерийскую бригаду, пытавшуюся оказать ему сопротивление на реке Оржиц[24], и продолжил продвижение на запад, мы задались вопросом, не является ли его целью Поморье, то есть Гданьский коридор. Это сомнение было достаточно мотивировано желанием русского командования лишить Польшу снабжения военными материалами из-за границы. Оно подтверждалось характеристиками советской 4-й армии. Действительно, ее взаимодействие с кавалерийскими частями значительно увеличивало огневую мощь и боеспособность III кавалерийского корпуса и позволяло ему совершать глубокие рейды, превращая в действительно высокомобильное соединение из разных родов войск.

План контрнаступления от Омулева

Как следует из беседы полковника Генерального штаба Пискора с командующим Северным фронтом генералом Ю. Галлером[25], с 8 августа стало известно, что часть советской 4-й армии продвигается в северо-западном направлении; из этого был сделан общий вывод, что ее задача — обойти наш левый фланг. На основании этой информации был серьезно пересмотрен только что разработанный план операций. Было решено в первую очередь разбить советскую северную группу при помощи фланговой атаки, нанесенной из района Модлина и Пултуска, с целью укрепления нашего фронта вдоль реки Омулев, а затем по линии Ружан — Пултуск — Зегже.

Одним из первых и основных условий успеха этого маневра было обладание Пултуском. Уже не в первый раз этот стратегический пункт играл в военной истории главную роль. В 1806 г. маршал Даву дал там сражение, которое стало началом наполеоновской кампании 1806–1807 гг. В 1914 г. Пултуск, согласно плану Штиффена, должен был стать целью германского наступления из Восточной Пруссии, одновременно с австрийским наступлением на Люблин. В 1920 г. нам необходимо было удержать Пултуск, чтобы обеспечить успех контрнаступления, решение о котором было принято 8 августа. Действительно, в соответствии с решением Главной квартиры от 8 августа наше правое крыло должно было обойти вокруг Пултуска, чтобы отбросить русские войска на восток. Потеря этого города разрушала эту концепцию и аннулировала задачу, поставленную 5-й армии и заключавшуюся в том, чтобы помешать Красной армии обойти левое крыло польского фронта, двигаясь вдоль германской границы.

Вторым условием успеха маневра, задуманного полковником Пискором, была ранняя переброска в район Модлина и Пултуска свежих войск, которые и должны были осуществить контрнаступление. Однако при самом беглом изучении ситуации становилось очевидно, что это невозможно по причине продвижения правого крыла русских и крайней измотанности нашей 1-й армии. Эта армия, ведшая непрерывные изнурительные бои, не могла представить резервов, необходимых для задуманного контрнаступления. Однако мы оценивали ситуацию столь оптимистично, что, желая перенести наш фронт на Нарев и Омулев, хотели не только обеспечить достаточную безопасность нашего левого фланга, но и получить отличную базу для контрудара с севера на юг по противнику, атакующему Варшаву. Таким образом, было бы возможно или охватить