– На Манхеттен, – отвечаю резко. – Я покажу.

Холт трогается с места и быстро набирает скорость. А я отворачиваюсь к окну, чтобы больше на него не смотреть. Теперь вновь будет испытывать меня холодным спокойствием, а полминуты назад мне казалось, что он хочет поцеловать. И самое ужасное, что я позволила бы ему это.

Мы прибываем на место через шестнадцать минут двадцать восемь секунд. Информация точная, потому что я неотрывно смотрела на циферблат наручных часов. Я показываю Доминику, где притормозить. Он послушно паркуется возле небольшого неприметного здания в самом центре Нью-Йорка. Здесь находится студия, которую я стараюсь посещать практически каждый день. Истязать себя бесполезными тренировками давно вошло в привычку.

Открываю дверь, не ожидая дальнейших разговоров с Холтом. Выпрыгиваю на тротуар. Смотрю на парня вопросительным взглядом. Ну не знаю... Может, он хоть распоряжения  на завтра даст или что-то ещё. Однако Холт продолжает молчать, и я с силой захлопываю дверь.

Уже возле самого входа вопреки законам логики зачем-то оборачиваюсь.

Доминик смотрит на меня...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Доминик

Пигалица скрывается за массивной дверью, а я долго и завороженно смотрю ей вслед. Потом, отмерев, окидываю мрачное неприметное трёхэтажное здание взглядом. Определить, что там внутри, практически невозможно. Нет ни вывесок, ни опознавательных знаков, да и свет в окнах не горит. Что она здесь забыла?

Хотя к чёрту её! На сегодня мне достаточно Райян со всей её семейкой Торес. Хватаюсь за руль, почти трогаюсь с места, почти уезжаю... Но потом снова смотрю на здание, заметив, как на третьем этаже сразу в трёх окнах загорается свет.

Глушу мотор и, чертыхаясь себе под нос, покидаю машину. Поднимаю ворот куртки, защищаясь от колючего ледяного ветра. Замираю в нескольких ярдах от входа в здание и, задрав голову, смотрю на ожившие окна. Любопытство, которое совершенно мне несвойственно, противным червём забирается под кожу. Пигалица всё ещё меня волнует, хотя найти причину я всё ещё не могу. Слишком самоуверенна? Неприступна? Да и да! Но есть в ней что-то ещё. И мне нестерпимо хочется выяснить, что это!

Уверенно приближаюсь к двери и резко её распахиваю. Оказавшись внутри, осматриваюсь. Тихо и достаточно темно. Справа стоит одинокий стол, на нём настольная лампа. Там же лежит раскрытая книга. За столом явно кто-то должен сидеть, чтобы следить за тем, кто входит и выходит. Однако сейчас тут совершенно безлюдно. Шагаю дальше. Узкий, плохо освещённый коридор приводит меня к лестнице. Решительно поднимаюсь наверх и уже на втором этаже слышу музыку. Это что-то агрессивное, смесь ударных и скрипки. По мере приближения к третьему этажу музыка усиливается. Теперь я без труда могу определить, откуда она звучит, потому что дверь комнаты немного приоткрыта.

Картинка складывается сама по себе. Музыка и Райян, которая занимается танцами. И должно быть, за этой дверью она танцует, фоном выбрав композицию под стать настроению. Которое наверняка сформировалось после общения со мной. Непроизвольно ухмыляюсь. Я всё-таки смог вывести её из себя!

Зависаю возле двери, не решаясь заглянуть внутрь. Музыка так грохочет, что по телу проходит дрожь. Ударные барабанят по ушам, но в то же время скрипка словно раздирает душу. Темп ускоряется, разгоняя кровь по венам. Странное будоражащее чувство, которое не припомню, чтобы когда-то испытывал. И дело вовсе не в музыке. Управление клубом, прогулки на яхте, всевозможные вечеринки – всё это включает в себя громкую музыку. Её в моей жизни в Милфорде было предостаточно. Мы с друзьями любили повеселиться на славу. А сейчас дело совсем в другом. Словно заглянув за эту дверь, я увижу что-то слишком личное, почти интимное. И от этого любопытство разгорается с новой силой. А сердце оглушающе барабанит в груди, будто подражает такту ударных, эхом заполняющих здание.

Я легонько толкаю дверь, открывая её шире. Осторожно заглядываю внутрь и сразу вижу её...

Ничего не понимая в танцах, будь то современные или классика, с одного лишь взгляда даже такому простому обывателю типа меня становится понятно, что Райян – профессионал. Её натренированное тело, напряжённые мышцы рук и ног, движения – то плавные, то резкие – смотрятся нереально красиво. Недлинные волосы водопадом закрывают лицо, когда она склоняет голову вниз. А потом откидывает их назад и прогибается в спине, так что её майка задирается, демонстрируя плоский животик. Танец агрессивный, под стать музыке. Но в то же время сексуальный в самом лучше смысле этого слова. Никаких манящих движений бёдер или виляния задом, никакого подношения собственного тела. Только грубые, агрессивные линии. И влажная кожа от физически сложных пируэтов. Но глядя на всё это, я всё равно понимаю, что это секс. Дикий, необузданный и какой-то совершенно нереальный...

Ловлю себя на том, что завис, наклонив голову в сторону. С силой сжимаю челюсти, потому что нижняя собирается упасть от восхищения. А от возбуждения у меня такой стояк, что хочется сжать член рукой. Сейчас я успел забыть, что передо мной всё та же пигалица, которую собрался изводить до января месяца в надежде, что она продержится весь отведённый ей срок, потому что без неё моя жизнь наверняка вновь станет серой. А пока она вносит яркие краски тем, что постоянно вступает в спор и выглядит при этом и злой, и сексуальной. Манит своим запахом. А теперь ещё – вот это. Она танцует, и я в жизни не видел ничего красивее... живее. И никогда не возбуждался от одного только взгляда на девчонку. А сколько я их повидал, чёрт возьми...

Давление в штанах приносит дискомфорт, и я даже радуюсь, когда композиция несётся к своему логическому завершению. Просто уйти или перестать смотреть у меня не получается, как бы сильно я этого не желал. Мои ноги приросли к полу, а глаза сосредоточенно наблюдают за красивым телом девушки. С последним аккордом Райян падает на пол, и мне кажется, что она ударилась. Почти срываюсь с места, лишь в последний момент удерживая себя там, где стою. Она сжимает рукой колено и тяжело дышит. Её волосы влажными прядями застилают лицо. Она не выглядит подавленно или так, словно нуждается в чьей-то помощи. Скорее, лишь переводит дух, чтобы подняться и продолжить.

Из колонок, установленных на подоконнике, льётся новая мелодия. На этот раз она спокойная, мелодичная, в сопровождении мужского вокала. Эта песня мне знакома. Её я много раз слышал по радио, но всегда переключался на другую волну. Потому что пусть лучше будет агрессия, чем чьи-то страдания о неразделённой любви. Я не верю в любовь...