Это новое замечание, свидетельствующее о здоровой крестьянской сметке, привело Себастьяна в прекрасное расположение духа. Он спал лучше, чем ожидал, растянувшись на тощем соломенном тюфяке. Франц лег прямо на полу в соседней комнате, бросив под себя что бог послал. Себастьян обнаружил в нем еще одно достоинство: его новый слуга не храпел!

На следующее утро портной принес вычищенную одежду и, получив причитающееся ему вознаграждение, удалился, раболепно пятясь и беспрестанно кланяясь. Хозяин постоялого двора, трепеща от почтения, принес записку от герцога, которую только что доставили.

«Граф!

Ваше возвращение в Гессен подобно солнечному лучу, озарившему это заледеневшее чистилище. Окажите мне честь отужинать со мной сегодня вечером. В пять часов я пришлю за вами коляску и надеюсь, что вы согласитесь поселиться в моем замке. Смею предположить, что здесь вам будет не менее удобно, чем на постоялом дворе "Золотая булла".

Вильгельм Гессен-Кассельский».

К счастью, в замке оказалось жарко натоплено, несмотря на сквозняки, которые исподтишка, с угрожающим посвистом врывались из щелей под дверьми и лестничных пролетов, словно злые духи, несущие воспаление легких и чахотку. Прием герцога оказался на редкость горячим и сердечным.

— Скажите-ка, граф, каковы же успехи, на которые позволяет надеяться ваш просвещенный ум? Где вы побывали со дня нашей с вами последней встречи? Вам известны последние события? — спрашивал Вильгельм, стоя с бокалом хереса в руке перед камином, в котором пылал целый ствол дуба.

— Я вот уже три недели не брал в руки газет, — ответил Себастьян. — А что, произошли какие-то важные события?

— Как, граф, — воскликнул герцог с необычайным воодушевлением, — вы ничего не знаете о битве при Торгау? О победе Фридриха Прусского?

Поскольку Себастьян отрицательно покачал головой, герцог продолжал:

— Фридрих сломил русских, австрийцев и французов! Но какой ценой!

Герцог вкратце поведал своему собеседнику про битву: третьего ноября, то есть пять дней назад, после того как его гренадеры и его собственная артиллерия были разгромлены австрийской артиллерией в Торгау, Фридрих той же ночью повел в атаку последние оставшиеся силы и прогнал неприятеля из Торгау. Что же до принца Фердинанда, он победоносно отбросил французов до самой Фульды. Но казаки заняли Берлин.

Невеселые новости. Себастьян подумал, что выиграл, не поехав в Берлин, потому что Фридриха там, разумеется, не было.

— А что происходит в данный момент? — спросил он.

— Все четыре воюющие стороны находятся на последнем издыхании. Фридрих, как утверждают, потерял пятнадцать тысяч солдат, к тому же у него не осталось ни гроша. Англичане в полном смятении после смерти своего короля Георга Второго, но они, без сомнения, в скором времени оправятся. Они ни за что не согласятся, чтобы русские или французы взяли верх. Что касается самих русских, они еще смогут собрать войска. И все начнется заново, и так уже целых семь лет! — удрученно воскликнул герцог.

Некоторое время оба молчали.

— Где вы были? — спросил наконец герцог.

— Я был в Москве, ваше высочество; уж и не знаю, смог ли мой огарок зажечь хоть сколько-нибудь свечей. Головы людей там заняты совсем другими событиями, которые представляются мне неизбежными и весьма важными. Жизнь императрицы Елизаветы подходит к закату, а ее преемник отнюдь не блещет умом.

— Петр? — перебил герцог. — Гольштейн-Готторп? Вы видели его? Что вы о нем думаете?

Себастьян попытался вспомнить, не является ли герцог союзником Гольштейн-Готторпов, и не нашел в памяти ничего, что бы на это указывало.

— Петр мечтает только о дружбе с Фридрихом Прусским, а Россия для него — лишь бескрайний торфяник, населенный мертвыми душами, — ответил он.

Герцог тяжело вздохнул.

— Послушайте меня, граф. Хорошенько послушайте, прошу вас. Мы, то есть государства Европы, кроме Пруссии и России, находимся сейчас между Сциллой и Харибдой. Если восторжествует политика императрицы, немецкие государства еще до конца века окажутся вассалами России. Она придумала альянс с Францией и Австрией, чтобы раздавить Пруссию. Но на этом она не остановится! — с горечью воскликнул герцог. — Она расширит свою империю до самого Рейна. Видите, в чем ужас. Вот вам Харибда. Но если ее победит Фридрих, этот волк сожрет и нас. Вот вам Сцилла. Нас ожидают столетия рабства, а значит, мятежей и войн. Вам следует вмешаться.

— Но, ваше высочество, у меня нет войск, — ответил, улыбаясь, Себастьян.

— Найдите какое-нибудь решение! Вас ведь принимают при всех европейских дворах. Просто необходимо, чтобы вы помогли избежать несчастья, откуда бы оно ни исходило.

Себастьян помолчал несколько минут. Да, нужно было любой ценой помешать великому князю Петру. И нельзя позволить ему помогать Фридриху, хотя бы ради того, чтобы прусский король, уверенный в своих тылах, не бросился на завоевание Германии и всей Европы. С другой стороны, никак нельзя допустить, чтобы Россия слишком уж легко взяла верх над Фридрихом.

Это было похоже на алхимический процесс, когда необходимо поддерживать равновесие между двумя телами, готовыми поглотить одно другое.

— У меня нет никакой власти, ваше высочество, — ответил Себастьян, но сказано это было так, чтобы собеседник не сомневался: власть у него имеется.

Но власть над кем? Себастьян не мог рассказать герцогу о назревавшем в России заговоре, по поводу которого у него имелось много подозрений. Уж конечно же, не братья Орловы и не холодная баронесса Вестерхоф смогут помешать правлению великого князя Петра, когда тот окажется на престоле.

И кто он такой, Себастьян де Сен-Жермен, чтобы во все это вмешиваться? Он не выполнил миссию, которую возложил на него Людовик XV, а ведь она, эта миссия, была гораздо легче. Как сумеет он сделать то, о чем просит его герцог? Чего ждут от него принцесса Анхальт-Цербстская, баронесса Вестерхоф и братья Орловы?

«Зависит ли от меня судьба мира?» — подумал Себастьян.

Его охватило отчаяние. Себастьян сделал большой глоток хереса. Но чтобы вновь обрести уверенность в себе, ему понадобилось бы выпить волшебный напиток феи Вивианы.

— Граф, — сказал герцог, — судьба отметила вас своей благосклонностью, как никого другого. Вы должны оказаться достойны тех милостей, что она вам даровала. Наверняка существует способ разрешить эту дилемму. Я его не знаю и не смею указывать, как вам надлежит поступить. Но я уверен, вы отыщете ключ сами. Я не сомневаюсь.

Неужели Себастьян внушает такое доверие?

Начали подходить первые гости, приглашенные к ужину. Во время застолья Себастьяну удавалось сохранять невозмутимость. Но когда настало время уходить, он чувствовал себя совершенно разбитым и, чтобы добраться до постели, вынужден был опереться на руку Франца. Граф позволил себя раздеть и погрузился в сон, который был подобен трясине, что поглощает Левиафана, смыкаясь над ним топким, вязким безмолвием.