Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким взвинченным Кларе ещё не приходилось видеть майора, она покачала головой:
— На рынке полно полицаев. До сих пор не сняли повешенных после показательной казни.
— Ну, я же не снимать их туда иду.
— Да я целый день места себе не находила, вторую ночь не сплю.
— Так! Быстро спать! Тебе ещё работать целый день, — Пётр легонько подтолкнул Клару в спину и скрылся между вишнями.
***
Отто Лёхлер чувствовал себя паршиво после расстрела пленных в лагере. Его попытка самоутвердиться, изображая из себя жесткого несгибаемого солдата фюрера, удалась плохо. Застрелив несколько пленных из собственного пистолета, он лишь на короткое время ощутил воодушевление, ведь он — орудие воли Божьей, создавшей Великий рейх.
Утверждение Вебера, что эти бедняги намеревались бежать и поэтому подлежат расстрелу согласно приказу "Кугель" выглядело сомнительно. Они от истощения с трудом дошли до ямы. Куда им бежать!
[Секретный приказ "Кугель" — "Пуля" (нем.) приказ гитлеровского верховного командования о немедленном расстреле военнопленных в случае попытки побега. Кроме пленных из Америки и Англии.]
Семья Лёхлер в Кобленце считалась набожной. Слабый, тщедушный подросток Отто чувствовал себя неуверенно со сверстниками. В юности увлекся обработкой материалов. Его восхищала твердость шлифовальных камней, легкость с которой абразивы убирали всё лишнее, придавая деталям нужную форму. Возможно, он подсознательно пытался компенсировать твердость своего характера.
В шлифовальном процессе была завершенность и определенность, не было зыбкости, которую Лёхлер ощущал в общении с людьми. Говорят одно — думают совсем другое.
Клара заверила обер-штурмфюрера, что знает людей, которые даже в условиях оккупационного голода, могут помочь с качественными деревенскими продуктами. Мёд, пышный белый хлеб, откормленные гуси были недоступны в городе. Лёхлер обрадовался возможности побаловать себя настолько, что предоставил фрау Таблер свой автомобиль с шофером.
Впоследствии это с успехом смогли использовать подпольщики. Лучшего способа перевозки листовок нельзя было и придумать. Кому придёт в голову обыскивать личный автомобиль шефа жандармерии?
Неожиданно для себя Лёхлер почувствовал некое подобие симпатии к фрау Таблер. Конечно, её сложно считать полноценной немкой, советское воспитание не могло не испортить арийскую породу. Но выбирать не приходилось. Истинные арийки были далеко, а то, что Клара была "второй сорт" как раз позволяло Отто чувствовать себя с ней гораздо уверенней, чем с женщинами в Германии.
Клара своей "второсортностью" как бы ставила Лёхлера на небольшой пьедестальчик, с которого он позволял себе снисходительный тон. Его самолюбие грела роль покровителя — так приятно было чувствовать себя хозяином чьей-то жизни.
***
В душе Циммермана массовый расстрел пленных оставил двойственное чувство. С одной стороны — это сродни прополке от сорняков, образцовый порядок во вверенном ему Павлограде причудливо ассоциировался с ухоженной оранжереей. С другой стороны …
"Только благородные растения имеют право на жизнь, — рассуждал "цветовод", — пленные — это сорняки, подлежат уничтожению, но рачительный садовник превращает сорняки в компост. Возможно, Вебер прав: пленных целесообразно использовать на благо Германии после тщательной сортировки. Военные заводы рейха работают на пределе, вот пленные и заменят, ушедших на восточный фронт. Жаль, что бендеровские и власовские формирования не столь многочисленны, как хотелось бы".
Отбирать из пленных трудоспособных и лояльных Великой Германии работяг Циммерман решил поручить непосредственному начальнику концлагеря Веберу.
"Его идея — ему и хлопоты. Вот и подберет мне рабочих для строительства оранжерей…
Всё же интересно: зачем фрау Клара захотела присутствовать на расстреле в лагере? Для женщин такой интерес не характерен, во всяком случае, женщин своей семьи Генрих не смог представить на подобной акции. Наверное, Клара хочет уподобиться женщине-валькирии из арийских эпосов. А может это банальная жажда мести за своих родных, отправленных в ссылку…"
Циммерман ещё в молодости решил, что попытки постичь мотивацию женских поступков — задача непосильная и потому бесполезная.
"Тем лучше. Участие в подобных "мероприятиях" не прибавит ей симпатии в глазах местных. Скорее всего, она стремится доказать свою полезность и лояльность исторической родине. Это проще и понятнее. Доктор Геббельс даже выдвинул теорию о "голосе крови", о подсознательной памяти предков. Генетическая память цветов обеспечивает чистоту сорта и дает возможности для селекции.
Не зря же фюрер так поощряет работы по созданию сверхчеловека — свободного от лишних эмоций, вроде жалости к побежденным.
Доверенные лица из "фаулейтэ" доносят, что Клара появилась в Павлограде из-за детей в конце августа…
А если она оставлена по заданию подполья?
О расстреле пленных горожане узнали из листовок, найденных на рынке. Кроме подробностей расправы, листовки содержали свежие сводки Совинформбюро и призывы к саботажу. Подполью не выгодно провоцировать ненависть к ней, если она их человек…
Бог мой! Насколько приятнее иметь дело с растениями, среди цветов проводится постоянная сортировка. Население этого беспокойного города нужно рассортировать и выявить неблагонадежных. Вот только как? …Н-да, для жандармерии задача неподъёмная, придётся привлекать гестапо. А ведь они обязательно спросят его о Кларе… Неприятно".
***
Комендант полиции распорядился взять на особый учёт всех приезжих и неблагонадежных:
"1. Семьи комсомольцев, коммунистов, красных командиров, активистов и сочувствующих внести в специальные списки.
2. Усилить охрану всех важных объектов и концлагерей".
На вопрос Клары:
— Для чего нужны списки?
Шеф ответил:
— Это — потенциальные заложники, в случае нападения на немецкого солдата или, не дай Бог офицера, сто человек будет показательно расстреляно, из списка. Приказ штандартенфюрера СС — руководителя ЭЙНЗАТЦГРУППЫ "Б".
Адъютант доложил:
— Никаких контрдействий в городе за текущие сутки не зарегистрировано. Полиция расклеила необходимые приказы. Из местных людей, пострадавших от Советов, создается городская полиция.
Глава 7
Встреча на рынке
Пётр Онуфриевич неспешно шёл к рынку. Старая металлическая вывеска «Базар» на кирпичных столбах выглядела как прежде. Сколько себя помнил Пётр, все новости города стекались сюда.
«Да — а, обеднел базар» — подумал майор. Вдоль стены с лавками вытянулась очередь за хлебом, ждали, наверное, со вчерашнего дня. Торгующих за полупустыми прилавками было мало. Соль, крахмал теперь продавали мерными ложечками, а не на вес, как раньше. Да и то, чаще меняли на вещи.
Полицаи вели себя нагло. Под видом проверки документов придирались к предъявленным бумагам и вымогали приглянувшееся у несчастных, угрожая отвести в полицию. Твари!
Неожиданно в серой массе людей мелькнул знакомый силуэт. Пётр решил не догонять, а сделать круг и выйти навстречу