воде они остановились лицом друг к другу. Шон начал сердиться. Ему хотелось обнять ее. Она заметила перемену в его настроении, выбралась на берег, подошла к его одежде, взяла рубашку и вытерла ею лицо, обнаженная, не стыдясь своей наготы – у нее было слишком много братьев, чтобы стесняться. Шон видел, как изменилась форма ее грудей, когда Энн подняла руки, он оглядел ее тело и заметил, что еще недавно худые ноги пополнели; ее бедра сходились у самого низа живота, а там, в его основании, темнел треугольник – знак ее женственности. Энн расстелила рубашку на песке, села на нее и взглянула на Шона.

– Ну где ты?

Он неловко вышел из воды, прикрываясь руками. Энн подвинулась.

– Можешь сесть, если хочешь.

Он торопливо сел и поднял колени к подбородку.

Краем глаза он продолжал наблюдать за ней. Вокруг сосков Энн от холодной воды появились маленькие пупырышки. Она заметила, что он смотрит на нее, и, наслаждаясь этим, расправила плечи. Шон пришел в замешательство – хозяйкой положения теперь определенно стала Энн.

Раньше на нее можно было покрикивать, а теперь она отдавала приказы, и он слушался.

– У тебя на груди волосы, – сказала Энн, поворачиваясь и глядя на него.

Хоть волосы были редкие и шелковистые, Шон обрадовался, что они есть. Он вытянул ноги.

– И здесь у тебя гораздо больше, чем у Фрикки.

Шон попытался снова поднять колени к подбородку, но Энн положила ладонь ему на ногу и остановила.

– Можно мне потрогать?

Шон хотел ответить, но у него перехватило горло; он не мог произнести ни звука. А Энн не стала ждать разрешения.

– Смотри! Какой большой он становится, как у Карибу!

Карибу – это жеребец Ван Эссена.

– Я всегда знаю, когда па отводит Карибу, чтобы тот покрыл кобылу. Тогда он посылает меня в гости к тете Летти. А я прячусь на плантации. Оттуда очень хорошо виден выгон.

Руки Энн, мягкие, ни на мгновение не останавливались, и Шон ни о чем другом уже не мог думать.

– А ты знаешь, что люди делают так же, как лошади? – спросила она.

Шон кивнул – он посещал уроки биологии мсье Даффеля и к тому же состоял в «туалетном клубе». Некоторое время они молчали, потом Энн прошептала:

– Шон, ты покроешь меня?

– Я не знаю как, – хрипло ответил Шон.

– Поначалу и лошади не знают, как это сделать. Люди тоже, – сказала Энн. – Но мы можем узнать.

Они возвращались ранним вечером. Энн сидела позади Шона, обнимая его за талию и прижимаясь лицом к его плечам. Он высадил ее на краю плантации.

– Увидимся в понедельник в школе, – сказала она и повернулась, собираясь уходить.

– Да. Тебе еще больно?

– Нет. – После недолгого раздумья Энн добавила: – Сейчас очень приятно.

Она повернулась и побежала под деревьями домой.

Шон медленно поехал домой. Внутри у него была пустота – чувство было печальным, и это удивило его.

– А где рыба? – спросила Ада.

– Не клевала.

– Нет ни одной?

Шон покачал головой и пошел на кухню.

– Шон!

– Да, ма?

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке.

И он исчез в коридоре.

Гаррик сидел в постели, кожа вокруг его ноздрей покраснела и распухла. Он опустил книгу, которую читал, и улыбнулся вошедшему Шону. Шон подошел к своей кровати и сел на нее.

– Где ты был?

Голос Гаррика звучал хрипло из-за простуды.

– Выше по реке, у водопадов.

– Рыбачил?

Шон не ответил, он наклонился вперед, упираясь локтями в колени.

– Я встретил Энн, и мы пошли вместе.

При этом имени Гаррик сразу заинтересовался и посмотрел Шону в лицо. На этом лице все еще держалось выражение легкого удивления.

– Гарри…

Он колебался. Но ему нужно было поговорить об этом.

– Гарри, я покрыл Энн.

Гаррик с легким свистом втянул воздух. Он очень побледнел, только кожа вокруг носа оставалась красной.

– Я хочу сказать… – Шон говорил медленно, словно старался объяснить самому себе. – Я правда это сделал. Точно, как мы с тобой говорили. Это было…

Он сделал беспомощный жест руками, не в силах подыскать слова. Потом лег.

– Она тебе разрешила?

Гаррик говорил шепотом.

– Она меня попросила об этом, – ответил Шон. – Было скользко, тепло и скользко.

Много времени спустя, после того как они погасили лампу и оба лежали в постели, Шон услышал движения Гаррика в темноте. Он слушал, пока не уверился.

– Гарри! – громко воскликнул он.

– Я не делал, не делал.

– Ты знаешь, что говорил па. У тебя выпадут зубы, и ты сойдешь с ума.

– Я не делал, не делал.

В хриплом от простуды голосе Гаррика звучали слезы.

– Я слышал, – сказал Шон.

– Я просто чесал ногу. Честно, честно, просто чесал.

Мистер Кларк не смог сломать Шона. Напротив, он затеял жестокое состязание, в котором медленно проигрывал, и теперь боялся мальчика. Он больше не заставлял Шона вставать, потому что тот уже стал одного с ним роста. Состязание длилось