Он стал пробираться через толпу к помосту, желая убедиться в том, что братья-монахи по достоинству оценили свое приобретение.

– Однажды, когда я был подмастерьем на побегушках в студии моего учителя, к нему явился купец, – начал Леонардо бодро и громко, так, чтобы все гости слышали его. – Он хотел купить картину, которая могла бы услаждать его взор, но выбирать ему мешали дети учителя – маленькие чертенята вопили и носились как угорелые по всему дому. «Послушайте, как это может быть? – спросил у него купец. – Вы пишете столь прекрасные картины, а дети ваши такие безобразники!» Учитель ответил ему: «Просто картины я пишу днем, а детей делаю ночью». В толпе раздался хохот. Леонардо уже протолкался к помосту, но не увидел возле него ни одного монаха. Куда это они подевались?

Салаи, пробравшийся вслед за господином, остановился рядом.

– Где же наши добрые братья?

– Ушли, – прошептал Салаи.

Леонардо прикрыл глаза. Ушли, значит. Ах, этот чертов нотариус, снова он все испортил. Леонардо сделал привычный глубокий вдох, медленно втянув носом воздух… что это за вонь – моча, что ли? Он открыл глаза.

Перед ним стоял молодой человек, да такой уродливый, каких ему еще не приходилось видеть. Грива буйных черных волос, спутанных и грязных. Бесформенный нос. Одет как крестьянин – в какие-то жалкие обноски, измаранные и драные. На физиономии – кровоподтеки, словно малый явился сюда сразу после драки в таверне. На плече болтается затасканная кожаная сума, а из кармана торчит блокнот, какими пользуются рисовальщики… Ах, так он художник, – озарила Леонардо догадка. И судя по жалкому гардеробу, не самый успешный. Что же это за напасть? Почему незваные гости сегодня постоянно прерывают его представление для избранных?

– Signore e signori, – провозгласил Леонардо, обращаясь к гостям. – Позвольте представить вашему вниманию дитя, которое, вне всякого сомнения, было сделано ночью.

Толпа захохотала, а молодой человек вспыхнул, ссутулился и, словно защищаясь, скрестил руки на груди. Было видно, что он и сам стеснялся своего вида.

– Маэстро Леонардо, для меня большая честь познакомиться с вами. – Голос глухой и грубый, под стать внешности – так грохочут в отдалении камни, когда сходит оползень. – Я скульптор, и я весь к вашим услугам.

А, ну это, собственно, все объясняет – камнерезы издавна славятся неряшливостью.

– Что ж, садись, сын мой, и делай зарисовки. Копирование работ мастеров – лучший способ научиться чему-нибудь. – Леонардо пренебрежительно махнул рукой, словно отсылая малого прочь, и переключился на свои насущные проблемы. Требовалось срочно придумать, как опять заманить в студию братьев-сервитов. Может, получится позвать их завтра, так сказать, для приватного просмотра, а может, лучше самому прийти на воскресную службу? Непременно надо сделать что-то такое, что сгладит неприятное впечатление от его грубой беседы с нотариусом.

– Можно я покажу вам кое-что из моих работ? – Скульптор тем временем уже вытащил из кармана засаленный блокнот. – Для меня было бы большой честью услышать от вас хотя бы слово одобрения.

Почему этот мальчишка никак не отвяжется от него? Еще один назойливый флорентиец, нуждающийся в дружбе и поддержке самого Леонардо да Винчи. Что за вечер!

– Пожалуйста, пожалуйста, мой юный друг. Сделайте одолжение, не смущайтесь того, что пришли сюда незваным, я готов бросить своих гостей и смиренно служить вам. Ручаюсь, вы станете гвоздем вечера.

Смотри-ка, а он и правда засмущался, этот скульптор. Неужели не понял его едкой иронии?

В этот момент к ним подошел элегантно одетый господин. Леонардо сразу признал в щеголе местного живописца Франческо Граначчи.

– Маэстро. – Граначчи склонился в глубоком почтительном поклоне. – Позвольте представить вам моего друга, Микеланджело Буонарроти.

– Буонарроти, Буонарроти, – задумчиво пробормотал Леонардо. – Что-то такое я о нем слышал…

– Неужели слышали, синьор? – Глаза молодого скульптора вспыхнули по-детски наивной надеждой.

– Салаи, напомни-ка, что нам о нем известно?

Салаи склонился к уху Леонардо и что-то прошептал.

– Ах да, конечно, – кивнул Леонардо. Раз уж вечер безвозвратно испорчен, отчего бы немножко не позабавиться за счет надоедливого незваного гостя? – Подходите, дорогие друзья, поприветствуем легендарного мастера… Сын мой, почему же ты сразу не открыл нам свое имя? В Милане мне все уши прожужжали о твоем творчестве. Весь двор только и делал, что обсуждал тебя. Даже герцог Сфорца.

Лицо молодого скульптора снова вспыхнуло. Подбородок чуть вздернулся. О, как хорошо Леонардо знал это гордое выражение! Но он безмерно устал от чужой гордыни.

– Перед вами выдающийся представитель своего поколения, знаменитый ваятель… – Леонардо замолк, отзвук его голоса таял в воздухе, пока он держал драматическую, обещающую нечто невероятное паузу, – снеговиков!

Гости рассмеялись, а лицо скульптора сделалось чернее тучи. Граначчи схватил его за руку, словно в попытке удержать.

Этот молокосос что, вздумал наброситься на него с кулаками? Да пожалуйста. Леонардо владел кое-какими приемами и был способен достойно ответить.

– Вы, конечно, помните снежную скульптуру, которую изваял этот юноша для Пьеро де Медичи? Я, к несчастью, не имел удовольствия насладиться ею, ибо не был в те дни во Флоренции. Ну-с, мой мальчик, теперь не отвертишься. Изволь-ка развлечь нас, расскажи, как тебе работалось по снегу. Ты не мерз?

Лицо молодого скульптора стало теперь белее снега, когда-то послужившего ему материалом.

– Да, был у меня один дрянной заказ – что ж с того? Такие и на вашу долю выпадали.

– Право, нет ничего столь же похвального, как работа по снегу. Мои поздравления, молодой человек, – вы открыли невиданное доныне искусство, которое покидает своего творца раньше, чем тот решит проститься с ним.

– Вы, верно, слыхали о моей Пьете? Она сейчас выставлена в Ватикане. – Последнее слово Микеланджело произнес так, будто вонзил стилет в Леонардово горло.

– Так то работа Гоббо. Ну, того горбача из Милана… – Леонардо вопросительно взглянул на Салаи, тот согласно кивнул.

– Ничего подобного. Пьету высек я! – Микеланджело приосанился.

– Ну и бедняга же он, этот горбун, никак не добьется достойного признания. Ну да и бог с ним. – Леонардо повернулся к гостям. – Кто хочет увидеть фокус? – решил он сменить тему и почувствовал, как грязная лапа скульптора схватила его за руку.

– Микеланджело, прошу тебя, – шепотом урезонивал того Граначчи.

– Скажите мне, скажите всем нам, – напряженный голос Микеланджело задрожал на высоких нотах, – вы, вы сами видели мою Пьету?

Леонардо величественно расправил плечи и повернулся к нахалу-скульптору.

– Нет. В свой последний приезд в Рим я не имел времени разглядывать второсортные поделки из камня.