Выпили, помолчали.

– А хорошо тут у вас, – сказал он. – Нет, правда, классно!

– Ага, хорошо. Спокойно. Я от города устаю, возраст. Хочется сбежать, укрыться. У тебя тоже так? Или ты все еще орел, молодец-удалец?

– Какое! – он грустно усмехнулся. – Молодец-удалец! Давно уже ни то и ни другое. А природа… Да, знаешь, тянет, сам удивляюсь! Помнишь, каким я был урбанистом?

– Не помню, – отрезала она. – Ничего я не помню, Свиридов. Потому что очень постаралась забыть.

– Ну и правильно, ты молодец. А я нет, не старался. Я, Валь, пойду покурю. Сделаешь чай? Если можно.

– Можно. Я тебе в родительской комнате постелила, не в нашей спальне, чтобы тебя не мучили воспоминания. Видишь, какой я стала тактичной?

– Что-то я сомневаюсь: ты и тактичность? Вряд ли, Валь. Вряд ли. Но это твое достоинство, не недостаток! Как говорят нынче, фишка!

И, не дождавшись ответа, вышел на крыльцо. Закурив, посмотрел в окно. Валентина по-прежнему сидела за столом и смотрела перед собой.

«Неужели она все еще любит? – подумал он. – Неужели? Да нет, чушь, быть такого не может. Просто нахлынули воспоминания. Любовь кончилась еще тогда, сто лет назад, еще в браке. И нечего себе тут придумывать всякие глупости».

Выкурив две сигареты Свиридов еще долго стоял на крыльце и все не мог заставить себя войти в дом. Подсвеченный сад был по-прежнему прекрасен и загадочен, но уже здорово похолодало, а уходить все не хотелось. Наверняка завтра утром, с рассветом, эта таинственная магия исчезнет, испарится. Все это лишь обаяние игры пространства и света. Да и слава богу, черт-те что он напридумывал, черт-те что. Все объяснимо: алкоголь, воспоминания, 11-я линия в поселке «Сказка». Молодость. Счастье и ошибки. Непростительные ошибки.

Он поежился и пошел в дом.

Терраса была пуста и уже прибрана, на столе стояли две чайные чашки и заварочный чайник. В прозрачной плошке – сухарница, вспомнил он, – лежали коричневые блестящие пряники. Зеркало на стене чуть запотело, и по нему лениво ползли капли конденсата.

– Нагулялся? – В проеме появилась улыбающаяся Валентина. – Ну что, чай? Небось замерз, родственник?

Он поежился, потер озябшие руки, кивнул:

– Ага, есть немного. Но я тебя понимаю – красота несусветная! И такая тишина, что мурашки по коже! Нет, правда, здорово, Валь! А тебе тут не страшно?

Валентина удивилась вопросу:

– Страшно? Да нет. А кого тут бояться? Потеря невинности мне не грозит, красть у нас нечего. Да и местная шантрапа отлично осведомлена, кто живет, а чей дом пустует. Так что громоотводы имеются, не беспокойся. – Она налила заварку и на минуту задумалась. – Нет, мне не страшно, – повторила она, – а вот тоскливо бывает. Хотя тоскливо бывает везде, верно? И в особняке, и в небоскребе – или я не права?

– Права, Валя. Ох, как права. И даже не представляешь, до какой степени.

Катю к чаю не позвали, уверенные, что она давно спит. Наверняка так и было: ни приглушенного телефонного разговора, ни музыки сверху не доносилось.

– Ладно, Свиридов, – сказала Валентина и посмотрела ему в глаза, – теперь о серьезном. Не возражаешь?

– Да нет.

– Ну как ты там, Женька? Как там вообще? Как она, другая жизнь и берег дальний? Ни разу не пожалел?

Он крутил в руке чайную ложечку.

– Пожалел? Да нет, вряд ли. Хотя разное было. И хорошего много, и плохого навалом. Ну что говорить, сама знаешь. И тяжко было, хоть плачь. И радостно. По-всякому. Но нет, не пожалел. Не пожалел, – твердо повторил он.

– А почему не женился? – тихо спросила она. – Прости, что лезу не в свое дело, обычное бабское любопытство.

«Бабское любопытство» резануло слух, но виду он не подал.

– Почему не женился? Да как-то не срослось, Валь. Просто не срослось, и все. Пока обустраивался, карьера, то, се. В общем, так получилось.

– И все-таки ты большой молодец, Свиридов. Сделать такую карьеру – выставки, галереи! Круто!

– Да брось. – Он даже смутился. – Прямо такую карьеру. Не преувеличивай, Валь! Нет, я не спорю, мне повезло. Ну и сам, конечно, пахал, не спорю. И все-таки повезло. Ну и Грег, разумеется. Без него бы никак – мыл бы посуду где-нибудь в пиццерии.

Валентина продолжала расспрашивать:

– Ну а вообще? Как страна? Ты быстро прижился?

Он улыбнулся:

– Страна, Валь, замечательная, отличная страна. Не без проблем, конечно, но главное – свободная, Валь, понимаешь? А быстро ли прижился… Да нет, не быстро. Цветок не всегда приживается. А человек… Ну ладно, – перебил он сам себя, – что мы обо мне? Давай о Катюхе! Классная девица получилась! Умница и красавица. Спасибо тебе, Валь. Большое спасибо.

– Да что там я? Маме спасибо и папе. Это они Катьку вырастили, сам знаешь. Ну и Вите спасибо. Катьку он очень любил.

– Витя был хорошим человеком, – с готовностью подтвердил Свиридов. – Тебе повезло.

– Повезло, – повторила Валентина. – И Катьке повезло, это правда. Сколько было баб одиноких вокруг, и посвежее, и покрасивее. И без ребенка. Да, мне повезло. А вот ему нет. Рано ушел Рыжий. Рано. И так тяжело уходил… – Валентина всхлипнула, встала со стула. – Дай сигарету, Жень. Я все бросаю, бросаю. Не покупаю. А кажется, все без толку. А вообще, как быстро жизнь пробежала. Через три года я пенсионерка. Нет, представляешь? Помнишь, как здесь это называется?

– Не помню.

– Пенсия по старости. Прикинь? По старости, Жень! Это какое же унижение: в пятьдесят пять – и по старости! Весь мир только жить начинает, а мы – старики!

– Да брось, – отозвался он, – какая разница, как называется? Наплевать на терминологию. Главное себя ощущать! А все эти цифры – чушь, поверь.

– Ты прав – ощущать. Именно так – ощущать. А вот ощущаю я, Женя, себя не очень.

– Это ты здесь, в глухомани, затухла. Возвращайся в город, сходи в парикмахерскую, надень каблуки и – вперед! Нет, ей-богу, Валь! Поезжай в путешествие, в конце концов! Ну как-то… не знаю… все-таки город, Москва! Театры, музеи.

Она посмотрела на него с какой-то досадой:

– Спасибо за совет! Возвращайся, парикмахерская… Хреново выгляжу, да, Свиридов? Конечно, хреново, сама понимаю. Но ни каблуков, ни новой прически не хочется. А что до путешествий, так на путешествия, Женя, у нас нет денег.

Он покраснел, стало невыносимо стыдно. Нет, он помогал чем мог – как только появлялась любая возможность, переправлял в Москву деньги. Немного, сто долларов или двести. Как говорится, чем мог. А с некоторых пор переводил прилично, солидно. Дурак он, дурак! Тупица, болван! Валентина не работает, Катя в своем кордебалете наверняка зарабатывает сущие гроши. Откуда у них на путешествия? Небось все проедают. Дача, то, се. Москва – не дешевый город, совсем не дешевый. И он, блин! Советчик.