У двери стоял отец.

– Вот, Андрюш. Ботинки тебе почистил, – смущенно и неуверенно произнес он. – Мазь вроде импортная, Света покупала. Глянь – не испортил?

– Не испортил, – не глядя на ботинки, улыбнулся сын. – Спасибо, бать. – Стоя на пороге открытой двери, он сделал полшага вперед и чуть приобнял отца.

Так прощаются мужчины, без всяких сюсюканий, жестко, твердо и еще – ласково. Так прощаются родные люди, отец и сын.

Отец хлюпнул носом и прихлопнул его по плечу.

Пока он ждал лифт, отец все стоял в проеме.

– Да, Андрюш! Не гони! Осторожнее! Запах-то наверняка остался!

Андрей кивнул, и дверь лифта закрылась. Он снова посмотрел на часы и присвистнул. «Ого! На сорок минут, между прочим, опаздываю. Ну да ладно, переживут», – успокоил он себя, напряженно вспоминая, не назначал ли совещания или встречу на это утро. Вроде бы нет, не назначал.

Машина легко и плавно, щадяще сдвинулась с места. Уже на выезде из двора Андрей неожиданно обернулся. Отец стоял у окна.

Сын посмотрел на него и помахал рукой. «Телячьи нежности, – смущенно подумал он. – Вот что значит похмелье». Прибавил газа, и машина полетела. Раздался звонок. «Лана, – вздрогнул он. – Я же, скотина, так и не написал и не позвонил». Он нажал на кнопку, и из трубки донесся крик:

– Ну и сволочь ты, Морозов! Мог бы хоть написать! Мне пофиг, где ты и с кем – с бабой, не с бабой! Но я пока твоя жена, если ты не забыл! И просто живой человек! Какая ты сволочь, Морозов! – всхлипывая, повторяла она. – Подонок и сволочь!

Андрей оправдывался:

– Лан, погоди! Нет, ты меня выслушай! Да, ты права – конечно, права, я и не спорю! Прости! Я был у отца! Не веришь? Да позвони ему, позвони! Честное слово! Ну и нажрались мы, Лан. Как свиньи нажрались. А потом срубило меня, извини! Думал, вот сейчас, вот напишу тебе, ну и срубило! Прости! Ну и вообще, если честно, не ожидал, что ты заметишь мое отсутствие! Мне казалось…

Она перебила его:

– Крестись, когда кажется. Ох, Морозов, какой же ты идиот! – Яростно всхлипывая, она все не успокаивалась, продолжала что-то кричать, возмущаться, обзывать его. И правильно делала. И еще было ясно одно: это не игра. Ей, его жене, не все равно.

– Ну я не подумал, – канюча, как заведенный, утратив и без того хлипкие аргументы, повторял он.

– А ты никогда не думаешь, – подхватила она. – Или думаешь то, что не надо! – выкричав обиду и стресс, еще сто раз справедливо его обозвав, всхлипывая, она бросила трубку.

А Андрей вдруг резко развернулся, дал по газам и рванул в сторону дома.

«Попались бы по дороге цветы, – подумал он. – Или фигня? Пусть без цветов, это не главное. Главное другое – ей не все равно. И еще – как она сказала? «Я пока твоя жена». Пока».

– Ага, как же. Только попробуй, – вслух пригрозил он. – Только попробуй!

Он глянул на себя в зеркало. «Ну и видос, честное слово. С такой рожей – и к любимой женщине?» Но выхода не было.

То есть не так – выход как раз был.