Красная встопорщенная чешуями высохшая земля рассыпалась в пыль и поднималась в воздух, забивая глаза и легкие. Солнце пекло, ветер гонял удушливые волны жара, высушивая влагу из тел. Местами попадались длинные зыбучие языки песка, которые приходилось долго огибать, теряя направление и сбиваясь с прямого пути. Гранитные столбы и щербатые базальтовые стены поднимались неожиданно из мертвой земли, и каменные россыпи ложились под ноги путникам.

Тяглов от самой фактории вели в поводу, нагрузив на их спины воду и съестные припасы. Тяглы ревели, тыкались носами в пустую землю, фыркали красной пылью, и редко, редко удавалось им ущипнуть пучок сухого купыря.

В пути Волод пытался, по мере своих знаний, проводить изыскания – то песок попинает, то по камню постучит, то начнет колупать ножом гранитный палец. Ичан, заморенный пустыней и видно неважнецки переносящий жару, следил за исследованиями Волода грустно и даже не пытался ухмыляться и посмеиваться.

В один день на дневном привале, у очередного гранитного столба с каменной россыпью, осмотрев припасы и пощупав тощие бурдюки, Ичан изрек:

– Все. Точка возврата. Если завтра назад повернем, выберемся из пустыни, если нет, то тут и ляжем.

Волод в узкий подзор, чтоб свободно смотреть против солнца, изучал горизонт.

– Вижу дальше сплошные пески… Да. Воды, похоже, здесь нет, и не предвидится.

– Я ж тебе говорил. Тут геологи уже все облазили.

– Странно. Зачем все-таки меня посылали…

– Чего?

– Ничего! Распрягайся! Встаем лагерем. До утра отдохнем, а по холодку обратно двинем.

– То дело!

Вечером Волод и Ичан, как положено, встали на молитву.

Ичан, правда, спрятался за камни – он всегда молился в одиночку, так чтобы его никто не видел.

Странно, но Волод не ощущал того подъема и опустошения, и чувства сопричастности Городу, какое было раньше. По привычке анализировать каждое явление, фактор вывел, что молитвенное упоение не приходило к нему, с тех пор как миновала сельская зона. Точный момент назвать было невозможно, но в какое-то утро или вечер, начав молитву, он не ощутил ничего. Похоже, Ичана подобные тонкие материи не волновали. Отмолившись в положенное время, он, как ни в чем небывало принимался за свои дела.

Этой ночью Ичану захотелось встать, так бывает даже и в пустыне на голодном питьевом пайке. Ичан пошел за каменный столб, насвистывая песенку о бестолковом Хомо, потомке отца мирозданья, как вдруг почувствовал, что камень странным образом уходит из поля его зрения и небо занимает его место.

– Тише, – на рот Ичана легла жесткая рука, а сам он понял, что лежит на спине, – тише ты…

Это был Волод.

– Чего? – Ичан перевернулся на живот, и склонил голову к Володу, – чего ты?

– Ползи за мной. Тихо.

Чуть скрипнув гравием, Волод как ящерица заструился куда-то в глубь скопления валунов и булыжников. Ичан подтянув брюхо, пополз за ним.

Они высунулись из-за камней по другую сторону каменного завала. Здесь равнина уходила вниз и лежала подобно вогнутому блюдцу. Ближе к центру этого блюдца, метрах в двухстах от разведчиков, наблюдалось слабое голубоватое мерцание. Когда голубой огонь разгорался поярче, в его свете четко вырисовывались несколько темных силуэтов.

– Я в камни отошел и вдруг слышу свист, – зашептал Волод, – я сюда, сначала темно было, потом шаги слышу осторожные и говор непонятный. Потом снова засвистело и будто вода зажурчала, я даже запах водяной почувствовал. Потом стихло. И вот теперь этот огонь голубой. Вроде и не костер, и сидят они не по кругу, а перед ним. Странно все это.

– Не кочевники. Точно. – Ичан задрал голову вверх, – Скоро луны выйдут, посветлее станет, тогда и рассмотрим получше эту компанию. Подождем.

Ждать было утомительно. Неугомонный Ичан молчал не долго.

– Это я дурень, не догадался дежурить по ночам, думал кто, мол, в этих мертвых землях появится, а видишь ты… ладно еще нас по нужде припекло. Я вот когда в охране на границе работал, так, зеленый ворох, чаще всего ворюг прихватывал, когда по нужде выходил, по большой особенно. Сядешь куда-нибудь в укромный уголок, сидишь себе неторопливо, на луны смотришь, а тут и затырщик, слышь, лезет. Ну и примешь его родимого, надо только успеть подте…

– Да заткнись ты! Вот, Стив, балабол мне достался в напарники.

Некоторое время стояла тишина. Вышли на небо луны, залив пустыню красноватым светом.

– Зеленый ворох, – прошептал Волод, разглядев в лунном свете чужую компанию.

– Демоны! Бесомыги пустынные! – голос насмешливого следопыта вдруг задрожал, Ичан отвалился от камня, спрятался за ним, стал двигать по груди рукой, будто выписывая невидимые символы. – Сохрани меня Милостивец…

Архитектор склонился к Ичану.

– Ты что?

– Это бешавцы пустынные, сказано… сказано – выйдут из воропрята Чертороя бездоныша на краю земли, и придут в Город и выкрадут ключеслов Стивена, и отопрут Время, и умчится оно из Прецетрона, и настанет тогда последний день судибога.

– Ты чего несешь? Эй… – Волод встряхнул Ичана, – Ты…

– Тшш… – Ичан вдруг успокоился, прижал три пальца к губам, потом ко лбу. – Все… все.

Не говоря больше ни слова, Ичан уполз за камни в тень.

Волод смотрел какое-то время ему в след, потом снова кинул взгляд на … бесомыг, как назвал их Ичан.

Разглядеть сборище в подробностях не удавалось, свет был слишком неверный, да и расстояние мешало, но формы и фигуры сидящих у огня людей были действительно странными. Правда, Волод все же не понял, что так сильно напугало бесшабашного следопыта. Подумав секунду, Волод решительным жестом поправил на поясе нож, топорик, устроенный в чехле вдоль ноги и пополз к мерцающему свету.

Сначала Волод пробирался по каменному развалу, но камень кончился, и впереди легла открытая соляная плешь, с редкими кустиками колючего солипоя. Волод переместился так, чтобы голубой свет оказался между ним и бесомыгами. Понадеявшись на то, что за светом его не заметят, фактор стал подкрадываться к бродяжьему лагерю.

Волод полз, всем телом прижимаясь к жесткой земле, прячась в едва заметных выбоинах, укрываясь за плоскими соляными буграми. Демоны были все ближе и ближе, он уже даже слышал их тихий говор. Вдруг Волод будто получил сигнал, тонкий, сверлящий ухо, но совершенно не слышимый – дальше нельзя. Архитектор вжался в землю, рука сама собой выдернула из наножного чехла топорик.

В лагере бесомыг стало тихо. Потом до слуха Волода донеслись две короткие реплики, и он услышал шаги. Шаги были тихие, очень тихие, но Волод ощущал их всем приникшим к почве телом – шагал кто-то большой и тяжелый. Шаги затихли в десятке метров от Волода. Невидимый гигант постоял. Раздалось два голоса, один низкий рокочущий, другой высокий резкий. Потом Волод услышал звук, будто птица бьет крыльями – быстро-быстро, или нет, не птица, а насекомое, гигантская стрекоза или мухояд. Было слышно, как оно полетело в одну сторону, потом в другую.