мебелью, различная хозяйственная утварь — скоро все это перестанет ему принадлежать. В голове появилась горькая мысль: «Почему все это должно достаться кому-то? Разве это справедливо? Разве может все это достаться какому-то прохиндею, нахлебнику? Нет, не бывать этому!».

Темная волна гнева захлестнула Натана. Руки сами потянулись к бережно сложенным на столе отрезам дорогой ткани, и они полетели на пол. Далее очередь наступила за самим столом. Натан схватился за столешницу и с силой дернул ее вверх — стол перевернулся и упал на бок. После стола стул полетел в стену, и тот, как морская волна разбивается о скалы, разбился на куски, и щепа полетела в стороны. Следующим на очереди был здоровый дубовый шкаф, который стоял уже пятнадцать лет постоянно на своём месте. Натан потянул его на себя, но шкаф, наполненный различными бумагами, толстыми книгами, гравюрами, словно врос в пол за эти годы. Старик напряг все силы, что в нем были, кряхтя и трясясь от злобы, потащил его на себя за верхнюю полку. Наконец шкаф тяжело накренился и будто бы замер, а потом, ускоряясь, полетел навстречу полу. Все содержимое шкафа полетело на пол. Знатный грохот раздался на всю квартиру, будто неподалёку обрушилась скала.

Натан на секунду растерялся, а затем встрепенулся и замер. «Что это со мной?» — воскликнул он. Слезы, смешавшись с горем и осевшими в сердце переживаниями, градом посыпались из его старых глаз.

Упав на колени, портной облокотился на разбитый шкаф и стал громко рыдать. Так рыдают в тайне, чтобы никто не видел слабости, и чтобы не помешали, ведь в этот миг из человека исходят излишки самой глубокой боли, о которой не должно быть кому-то известно. Натан теперь точно знал, что вся его жизнь меняется, и ему стало страшно, потому что он не знал, что делать и что с ним будет дальше.

Но что это вдруг попалось ему на глазах. Знакомый старый свиток бумаги, перемотанный красной лентой, скрепленной брошкой в виде птицы. Полярная крачка притянула взгляд Натана к себе. Что-то екнуло в груди у Натана. Он сразу узнал этот свиток. Это было письмо от его возлюбленной — источник его постоянной сердечной боли. Десятки лет он стремился освободиться от этой боли, загружая себя работой. Это письмо хранилось у него в самой глубине шкафа целых тридцать лет. Натан несколько раз хотел избавиться от него, но никогда не решался, а сейчас он вдруг понял, что не зря он его сохранил.

«Как мы были молоды, дорогая моя, Аврелия… О боги, что я наделал…» — с необычайной грустью подумал Натан. Он взял свиток в дрожащие руки, сел поудобнее, облокотившись на несчастный шкаф. В его памяти пронеслись былые года его молодости, когда он улыбался, любил, был любим. Он отдернул ленту и свиток распахнулся, и первые же строки заставили Натана задержать взгляд. Рука его потянулась к лицу, чтобы стереть очередную слезу из-под глаз.

'Возлюбленный мой, свет мой, озаряющий темные ночи, мое сердце наполнилось пустотой с тех пор, как ты покинул наш дом. Я молюсь каждый вечер и каждое утро о том, чтобы тебе сопутствовала удача и Бел-Гоммон и Винина [1] были благосклонны к тебе в твоём странствии, ибо я сердечно желаю твоего возвращения. Я каждый день прихожу к нашему дереву, где когда-то ты одарил меня первым поцелуем, в надежде, что с того холма я смогу разглядеть черное пятнышко, котором окажешься ты, возвращающийся из своего путешествия. Я дарю тебе свою брошь. Я тебе говорила про эту птицу. Эта птица — Полярная Крачка. Она напоминает мне тебя. Каждый год она летит очень далеко в неведомые северные дали, за край мира, но всегда возвращается. Возвращайся ко мне и ты, когда найдешь то, что искал.

Я знаю, что твое дело праведное, что ты отправился в этот путь, чтобы спасти меня, но, боги, как же я молю о твоем возвращении!

Ты подарил мне столько счастья, что я, обещаю, дождусь тебя, как ты и просил. Я чувствую себя хорошо, хоть хворь и сильна. Знай, что я сильнее любой болезни, поэтому буду на ногах, когда ты возвратишься. Я знаю, что твой путь необходим, и буду ждать тебя. Но знай, если ты не вернешься, то я сама отправлюсь к тебе на Север. Я разыщу тебя! Я обещаю, мой Дорогой…'

Письмо было слишком коротким и написано ослабленной рукой. На краю письма остались разводы — бумага там когда-то намокла. Натан всегда был уверен, что это были слезы Аврелии — его любимой, которую он оставил. Натан всю жизнь не переставал себя спрашивать, как же он решился бросить ее? Тогда они были так молоды и счастливы. Мир пестрил красками, ведь их сердца были переполнены любовью. Они сошлись по любви, и казалось, что никто, ни одна живая душа, не могла нарушить их тягу друг к другу, но судьба распорядилась иначе. Аврелия была сильно больна. Никто из лекарей не мог помочь ей, а некоторые и вовсе отказывались пытаться — она была обычной крестьянкой, а в Юкстомаре с ними никто не возился. Сколько Натан не искал помощи, ничего не выходило, пока он не решился на крайнюю меру.

Глядя на этот свиток, в памяти Натана всплыли далекие времена юности, наполненные счастьем и любовью, и дни, когда он решился пойти на Север. Уже с самого детства он был знаком с легендами о древних титанах, обитавших на краю земли — в Таврианской Закраине. Большую часть этих баек ему рассказывала бабушка. Их история была покрыта тайнами, но одно в легендах говорилось точно: древние титаны были потомками богов и когда-то очень давно они прибыли на Землю. Они обладали великими знаниями и мудростью тысячелетий, знали прошлое и будущее мира; их жизни были непомерно длиннее людских и им не были страшны всякие людские болезни. Но в какой-то момент они неожиданно исчезли. От них остались только таинственные легенды.

И, если бы Натан был родом из обычной семьи, то, возможно, он и не вспомнил бы про эти легенды и байки, но в его семье был один человек, который слишком ими интересовался, да так, что первым из юксов отправился на их поиски, потому что был уверен, что они хранят древние знания. Это был дед Натана — Ивенит.