объяснение, то есть нечто вроде коллективного гипноза, под действием которого оказываются воины и который призван ослабить их дух перед сражением (почти так, кстати, объяснялось на официальном уровне поведение зрителей в варьете в романе Мастер и Маргарита, так что наше «рациональное» объяснение предстает как наивное или вульгарное, но почему бы и нет?).

Во всех отмеченных нами эпизодах пророчица-заклинательница характеризуется несомненной враждебностью по отношению к войску, на пути которого она возникает (и Федельм из Лейнстерской книги, как мы пытались показать, в данном случае не составляет исключения, несмотря на ее слова о «радости и благополучии»). Однако это не всегда так, по крайней мере не совсем так. Встретившаяся на пути короля «одинокая женщина» может являть собой реализацию и иного, не менее распространенного в ирландской традиции мотива – «персонификации власти», обрести которую можно посредством ритуального соития. Данная тема в целом является достаточно универсальной; как пишет об этом, например, М. Херберт, «мифическая модель королевского права, которую кельтский мир разделяет со многими другими древними культурами, представляет собой hieros gamos, или сакральный брак» [Herbert 1992, 264]. Этой теме в ирландистике посвящено достаточное число работ, как общего характера, так и рассматривающих отдельные ее аспекты, и она, безусловно, заслуживает специального внимания (что уже выходит за рамки данного очерка). Однако в контексте фигуры Федельм и выделенного нами «топоса одинокой женщины» на пути войска отметим все же определенное смыкание данных образов. Так, как отмечает К. Мак Кон, в саге Разрушение Дома Да Хока отчасти близкие функции исполняет другая женщина, которая появляется перед Кормаком непосредственно после его встречи с Бадб и которая, являясь, с одной стороны, персонификацией власти, с другой – предрекает ему близкую гибель [McCone 1990, 132]: «Между тем увидели они прекрасную и благородную девушку, что приближалась к ним. <…> Пойдешь ли ты вместе со мной, о девушка? – спросил Кормак. – Воистину нет, – отвечала она, – да и желала бы я, чтобы сам ты не двигался дальше, ибо грозит тебе гибель» [Предания и мифы… 2023, 151]. В оригинале предречение гибели звучит еще более определенно: ar tanic timbide do shaoguil [Stokes 1900, 158] – «ибо пришел конец (букв. отрезание) твоей жизни». Явно настроенная по отношению к Кормаку благожелательно, девушка-власть, невеста-земля, также местное божество, принадлежащее к исконной загадочной расе, вынуждена тем не менее прокламировать его скорую гибель, потому что Кормак нарушил свой гейс-запрет (слушать прорезную арфу). Но, строго говоря, фраза «пришел конец твоей жизни» может быть интерпретирована не только как констатация факта, относящегося к будущему, но и как что-то вроде приговора, который девушка вынуждена вынести королю, нарушившему гейс. Таким образом, «прекрасная девушка» и Бадб, моющая кровавую сбрую, в общем, по отношению к Кормаку ведут себя в чем-то одинаково: обе приговаривают его к смерти. И поэтому, как мы можем предположить, за обеими темами стоит исходно один архетипический амбивалентный образ женщины, символизирующей землю, которая может быть настроена к мужчине-завоевателю либо откровенно отрицательно (тогда она открыто предрекает / насылает ему гибель), либо благожелательно (в этом случае она становится его женой и дает ему власть над Ирландией, но, если «требуют обстоятельства», либо – на уровне нарративном – реализуется сходная сюжетная схема, также предрекает гибель), либо «псевдоблагожелательно» (в этом случае брак с ней кончается гибелью короля). Но в любом случае она оказывается «хозяйкой судьбы» короля, основная задача которого состоит в том, чтобы определить, с какой именно ее ипостасью он встретился – с врагом, стремящимся его погубить, или с будущей супругой, брак с которой принесет ему власть над страной.

Часто сделать это довольно легко, как, например, в эпизоде с Бадб, моющей у брода окровавленную сбрую, однако в ряде случаев это сделать практически невозможно, поскольку данная фигура сохраняет свою исконную потенциальную полифункциональность. Так, в саге Война гойделов с викингами, в которой рассказывается о победе ирландцев в битве при Клонтарфе (1014 г.) под предводительством Бриана Бору, говорится, что ему перед сражением явилась женщина по имени Ивил (Aoibheall) и предрекла ему гибель в битве, но при этом указала, кто из его сыновей должен ему наследовать: táinicc Aibhell Craicce Leithe cuccam aráir, ar se, ocus ro innis damh go muirfidhe me aniú, ocus adubairt riom an céd mac dom chloinn do chifinn aniu gomadh é do ghebhadh righe tar méis, ocus bídh é Donnchadh [CGG 1867, 200] – «Пришла Ивил из Крайк Лете ко мне вчера ночью, – сказал он, – и рассказала мне, что я буду убит сегодня, и еще она сказала мне, что первый сын из моих детей, которого я сегодня увижу, он возьмет королевскую власть после меня, и был это Доннха». В Анналах Лох Ке этот эпизод описывается более подробно, причем говорится, что, поскольку Бриан Бору хотел, чтобы после его смерти королем стал его сын Мурхад, он велел утром послать за ним. Однако пока тот одевался, Доннха, услышав голос отца, первым вошел в его шатер. Бриан встретил его очень грубо и, оскорбленный таким приемом, Доннха не стал принимать участие в сражении, благодаря чему остался жив: Мурхад же погиб вместе с Брианом (подробнее о фигуре Ивил и фольклорной традиции, связанной с битвой при Клонтарфе см. [Goedheer 1938, 67–70 et passim]). Как пишет об этом эпизоде Д. О’Хогайн, «Ивил выступает в роли богини власти и исполняет функции охранительницы земли, а также всего рода Дал Кассиев» [O’hOgain 1991, 38]. По мнению А. Гудхера, оградительные функции данного персонажа в связи с традицией Бриана Бору не ограничиваются. С одной стороны, ее пророчество носит несомненно креативный характер (о чем в целом см. далее), с другой – она, как пишет Гудхер, «противопоставляется Красной Женщине» [Goedheer 1938, 67] – полумифическому персонажу, который называется в числе викингов, выступающих против ирландцев во время битвы.

Рис. 12. Смерть Бриана Бору. Гравюра X. Баррена

(XVIII в.)

В самом тексте саги она лишь кратко упомянута (an Inghen ruadh ‘красная девушка’), но в поэме, приписываемой барду Миредаху Шотландцу (ХIII в.), эта тема развита более детально: Миредах описывает деву-воительницу, плывущую на корабле вместе с другими девами из сидов, причем магические огни, которые они несут с собой, призваны уменьшить боевую доблесть ирландцев. Эпизод кончается тем, что Красную Женщину убивает сын Бриана Мурхад (ср. Красная Женщина, противостоящая Кухулину, а также – приведенный нами выше эпизод с Сивой из саги Битва Маг Лене; подробнее об этой теме см. Goedheer 1938, 45–59]). Тот факт, что Красная Женщина в данном сюжете выступает на стороне викингов, довольно странен, однако в целом, как мы понимаем, эта ситуация укладывается в традиционную оппозицию «воин-ирландец» / «туземная женщина», то есть может быть вполне исторически реально интерпретирован как союз «порабощенного» населения с новым агрессором (так, много веков спустя население Бретани единодушно поддерживало фашистов).

Суммируя все сказанное