здесь, на острове живу, в рыбацкой хижине. Крыша у нас дырявая, и чем дальше, тем хуже становится, а я слышала, кто-то из… кто-то из пленных будет помогать на фермах. Заборы чинить и прочее. Я подумала… – Слова застревают в горле.

Итальянец по-прежнему смотрит на меня из-за спины начальника. Взгляд у него пронзительный, и такое чувство, что стоишь в темноте, а он светит лампой тебе в лицо. Глаза его лучатся теплом, и я вся пылаю. Почему-то так и тянет отвернуться, но начальник лагеря тоже за мной наблюдает, хмурится, и я чую, что он откажет, а этого допустить нельзя. Пусть он скажет да, потому что дома у нас, в хижине, дыра в крыше с каждым днем становится все шире от дождей и ветра, а у Кон такой кашель, что она сама не спит по ночам и меня тоже будит. Не могу смотреть, как напрягается ее шея при каждом вздохе.

– Прошу вас, – повторяю я, не дав начальнику опомниться.

Он качает головой:

– Нельзя вот так врываться с просьбами о помощи. Пленных мы отпускаем только на сельхозработы – столько ртов надо прокормить, пусть помогают растить урожай. А крышу вам пускай кто-нибудь из Керкуолла починит.

– Нет. Не любят они наш остров, сюда их не заманишь. Разве что за очень большие деньги.

– Я… Значит… Сожалею, не смогу вам помочь. – В эту секунду видно, что он и впрямь сожалеет, этот офицер в форме, весь в медалях, – а за что его наградили? За то, что он кого-то убил? Или кого-то спас? Или то и другое?

Кивнув, мельком смотрю на итальянца, чернявого, с теплым взглядом, и выхожу в заиндевелый двор. Скорей, скорей отсюда. Подальше от сочувственного лица начальника, от вопрошающих глаз итальянца.

Ежусь от холода, стараясь не замечать ни пустоты внутри от разочарования, ни того, что лицо пылает как от пощечины.

Сзади меня окликают.

Замираю, оборачиваюсь.

Снова итальянец, опять явился, словно подслушав мои мысли. Идет, хромая, по замерзшему двору и останавливается в трех шагах от меня, опираясь на одну ногу. С прошлой нашей встречи он осунулся, черты заострились. На щеке лиловая тень кровоподтека – наверное, обо что-то ударился.

– Что у вас с ногой? – спрашиваю я.

– Камень падал. Все хорошо, не сломана. А крыша у вас сломана.

– Да, – отвечаю я. И все-таки, откуда у него синяк на щеке?

– Вы замерзай. Нехорошо.

– Да, немножко, но…

– Я хочу чинить. – Он складывает руки, переплетя пальцы. Ладони у него широкие, сильные, в синяках и порезах.

– То есть… как? – Поднимаю голову. Я не спрашиваю зачем.

Он кивком указывает на контору начальника лагеря:

– Майор Бейтс мне дал новую работу. Буду узнавать, кто из наших будут помогать на острове. Я вам помогу.

– Спасибо, только вряд ли у вас получится. – Я отворачиваюсь.

Он тянет меня за рукав. Я замираю, потрясенная.

– Я попробую. – С этими словами он отпускает меня.

Шагаю прочь, а он кричит мне вслед:

– Как вас зовут? Вы мне так и не сказали.

Оборачиваюсь, смотрю на него. Ветер треплет мне волосы, и лицо его я вижу в рыжем вихре.

– Дот, – кричу я в ответ. И добавляю: – Дороти.

– Доротея. – Он расплывается в улыбке. – А я Чезаре.

Мое имя в его устах звучит музыкой, перезвоном колокольчиков, наполняется нездешней красотой. До-ро-те-я.

И его имя – напеваю его, словно песенку, по дороге домой, в хижину. Че-за-ре. Че-за-ре.

Чезаре

Перед тем как зайти обратно в контору, Чезаре достает из кармана открытку – он сделал вид, будто ее выронил, а сам пустился вдогонку за девушкой.

Держа открытку на виду, он отворяет дверь.

– Спасибо. Она падала из карман, когда я заходил, – бормочет он невнятно.

Майор Бейтс нехотя отрывается от бумаг:

– Вот вам список имен, который охранники составили, здесь те, кому, по их мнению, можно доверять и кого можно отпустить на сельхозработы. Если вы в ком-то сомневаетесь, вычеркивайте, а тех, в ком уверены, подчеркните. – Он протягивает Чезаре карандаш.

– А если я кого-то не знаю?

– Ну так узнайте. Рядом с каждым именем номер барака. Успеете поговорить с кем надо – в столовой, к примеру, или я вам дам разрешение ходить по баракам вечером до отбоя.

Чезаре кивает; мысль о внезапной свободе кружит голову.

Майор Бейтс поднимает бровь и прибавляет, будто угадав мысли Чезаре:

– Сбежать вы отсюда не сбежите, из-за ноги.

Чезаре мотает головой:

– Я не…

– Ха! Да шучу я. – Майор Бейтс хочет хлопнуть его по плечу, но отшатывается при виде кроваво-красной метки.

И возвращается к своим бумагам.

– Тогда не тяните. С первой группой можете поговорить сегодня за ужином.

Столовая набита битком, пахнет кислой капустой, тянет духом несвежего мяса и чем-то металлическим, но здесь хотя бы тепло. Чезаре, прихрамывая, проходит мимо столов, где узники разламывают хлеб и макают в рагу, жидкое, как помои. Все заметно отощали за это время – костлявой спиной Чезаре трется о ветхий матрас, когда он ложится спать, – а еду, серое безвкусное месиво, обычно сметают, даже не успев поговорить. Майор ему сказал, что новую поставку провизии ждут со дня на день.

Сердце у Чезаре сжимается в тревоге, он приосанивается, высоко поднимает голову, но не пытается скрыть хромоту. Чересчур уверенная походка наведет на мысли, что он уклоняется от работы, но если увидят, что он ослаб, наверняка его сочтут легкой жертвой – и охранники, и пленные. Ведь далеко не все знают, как он повредил ногу – станут думать, что его избил охранник. Чезаре ищет взглядом дюжего сержанта Хантера, которого здесь побаиваются. Надо полагать, этого будет достаточно.

Взяв поднос с хлебом и рагу, Чезаре подсаживается к товарищам по бараку.

– Как там Джино? – спрашивает Антонио. Ложку он держит неуклюже, будто рука болит, – как видно, и ему досталось от охранника.

– Рад передышке, – отвечает Чезаре.

– А ты? – спрашивает Марко с другого конца стола. – У тебя тоже передышка? В карьере тебя не видно. Может, нам тоже ноги камнями раздробить? А за нас пускай другие корячатся? – Голос у него недобрый.

– Какая там передышка, – отвечает Чезаре. – Я теперь в конторе работаю. – И разворачивает листок, что дал ему майор. На листке имена – одни напечатаны на машинке, другие приписаны от руки.

Все разглядывают листок.

– А это что?

– Зачем мое имя сюда вписали?

– Откуда у тебя наши имена?

Марко хватает листок.

– Что это? – допытывается он. – Ты дал наши имена майору Бейтсу?

– Да нет же! – Чезаре отбирает у него листок, разглаживает. – Это для другой работы, не в карьере. Это список тех, кто будет помогать