– Паркуйся вот сюда, – командует Яр.

– Я не умею!

– Мы все вместе сделаем, не бойся.

И он действительно кладет свои удивительно горячие руки на мои, а сам спокойным и уверенным голосом говорит мне, что делать.

– Проезжай. Стой. Задняя передача. Руль влево до упора. Медленно едем. Стой. Руль в исходное. Молодец. Надо немного выровняться, переключай передачу. Осторожно вперед, совсем немного, вот так. Еще. Стой!

И тут что-то случается. Я четко слышу команду «Стой», понимаю, что надо нажать на тормоз, но, кажется, делаю это слишком резко. И только через секунду понимаю, что я нажала не на тормоз. А на газ. До упора. И теперь я, словно в замедленной съемке, наблюдаю, как мы несемся прямо на багажник чьего-то мерса.

– Тормози! Тормози!!!

Каким-то чудом я успеваю затормозить буквально в сантиметре от чужой машины. Яр, бледный как мел, смотрит на меня, на ту тачку, а потом убирает мои руки с руля, сдвигает мои ноги в сторону, дотягивается своей ногой до педалей, и вот так, сидя наполовину на своем месте, наполовину на месте водителя, едет назад и паркует машину туда, куда мы изначально хотели.

Выключается мотор, в машине на секунду становится до безумия тихо. Слышно только наше дыхание. Меня колотит. У меня трясутся губы, руки, плечи, я словно падаю в какую-то пропасть, наполненную ужасом, и мне оттуда не выбраться.

– Нюта! – слышу я голос, который доносится до меня как сквозь толщу воду. – Нюта! Дыши!

Я со всхлипом втягиваю воздух в легкие, и оказывается, что я и правда до этого не дышала. Настолько сильно испугалась. Жду, что на меня сейчас будут кричать, говорить, что я тупая безрукая идиотка, но вместо этого щелкает мой ремень, и Яр резко притягивает меня к себе, обнимая.

– Тшшш, все хорошо, Нюта. Все хорошо. Ты испугалась, я испугался, но все хорошо, – хрипло шепчет Яр.

– М-м-машина, – задыхаясь, всхлипываю я. – Я м-м-могла ее разбить…

– Этот старый вонючий мерс? Да хозяин был бы только рад, серьезно. Бабла бы от страховки получил.

– Т-т-твоя… разбилась бы…т-т-тоже…

– Ну не разбилась же, – Яр успокаивающе гладит меня по спине, и это дежавю, потому что совсем недавно я так же рыдала у подъезда Георгия Исаевича, а Яр так же меня утешал.

Но в этот раз я не готова выбраться из его рук, в них слишком тепло и хорошо, а я слишком опустошена страхом. Мне надо. Мне надо сейчас побыть вот так. Хотя бы еще чуть-чуть.

От него пахнет разгоряченным мужским телом и ледяным парфюмом, у него твердые горячие мышцы под тонкой тканью рубашки, у него удивительно ласковые пальцы, которыми он гладит меня по спине. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его синими глазами, в которых нет привычного холода. Там бездна, наполненная адским пламенем.

У меня так шарашит пульс, что я едва могу дышать. Но теперь уже не от страха. Я сильно вздрагиваю, когда его ладонь мягко, но уверенно ложится на мой затылок. Секунда, и слышу свой короткий выдох. Не протестующий, скорее удивленный. По позвоночнику проходит озноб, а вслед за ним волна жара, от которой у меня загораются щеки, и низ живота обжигает сладко тянущим предчувствием. А потом Яр меня целует. Просто наклоняется и накрывает мои губы своими.

Яр

У нее нежные сладкие губы и неумелый ласковый язычок. У нее шелковые гладкие волосы, тонкое тело, горячее даже под одеждой, и она так дышит, так пахнет, так льнет ко мне, что это сносит крышу. Напрочь.

Я не думаю. Не думаю, не думаю, не думаю!

Потому что как только включится мозг, все будет очень и очень плохо.

Еще несколько секунд. Еще пять, еще четыре, еще три…

– Яр!

Нюта упирается ладошками мне в грудь, и глаза у нее огромные и перепуганные. Серо-зеленый мрамор радужки и черное дуло зрачка. Я молчу и только завороженно смотрю в них, а включившийся мозг в панике ищет себе оправдания.

Но как можно оправдать то, что я жадно целовал сестру своей невесты и что от этого у меня встало буквально за несколько секунд, как в чертовом пубертате?

Никак. Гореть мне в аду.

– Яр! – в голосе Нюты звучит отчаяние. – Что?! Зачем…

– Стресс, – хрипло говорю я первое, что пришло мне в голову. – Это просто стресс. Реакция организма на смертельную опасность.

– Да, – выдыхает она облегченно. Кажется, ей тоже проще принять это объяснение. – Точно. Я… слышала что-то такое.

– А еще это хороший способ прекратить начинающуюся истерику, – добавляю я.

Тоже хорошее оправдание, спасибо, мозг!

– Я думала, в этом случае дают пощечину.

– Я не смог бы тебя ударить. Никогда. А так… шоковая терапия.

– Конечно, – кивает она. – Да, я понимаю. Да.

И ни один из нас не говорит о том, что для шоковой терапии наш поцелуй длился слишком долго. И ни один из нас не говорит о том, что для шоковой терапии она слишком охотно мне отвечала.

Зачем об этом говорить?

Нет смысла.

Я скоро женюсь на ее сестре. И она это знает, и я это знаю.

Так какого хрена, спрашивается, я стал ее целовать? Я что, озабоченный подросток?

– Пусти меня обратно на место водителя, – говорю я нарочито бодрым голосом. – Пора домой тебя везти.

– Да конечно!

Мы меняемся местами, я стискиваю в ладонях руль, Нюта неловко ерзает, смотрит то вперед, то в окно. Куда угодно, но только не на меня. Впрочем, я ее понимаю.

И когда уже выезжаю с парковки, она вдруг тихонько, еле слышно спрашивает:

– Такого ведь больше не повторится, да?

– Ты про наши уроки вождения? – перевожу я все в шутку, как будто не понял, о чем она на самом деле спрашивает. – Прости, но нет. Кажется, я себя переоценил, у меня не такие крепкие нервы, как я думал. Я все осознал и решил, что не готов умирать молодым.

– Эй, ты меня хвалил вообще-то!–